Премьера театр
Московский Театр на Малой Бронной показал две премьеры — мольеровского "Тартюфа" в постановке Павла Сафонова и "Палату N6" по Чехову, которой открылась молодежная студия при театре. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Бывает такое, что посмотришь спектакль и думаешь: лучше бы я его не видел. Не "лучше бы они его не ставили" — зрительный зал на "Тартюфе" переполнен, и можно только порадоваться, что многострадальный театр, может быть, наконец встанет на ноги,— а именно "лучше бы не видел": обидно быть свидетелем того, как усилия многих способных и талантливых людей складываются в неубедительный результат. Слагаемые вроде бы и вправду благоприятствовали. Для постановки чудесной комедии Мольера пригласили художника Николая Симонова и художника по костюмам Евгению Панфилову, режиссер Павел Сафонов убедил театр пригласить нескольких актеров со стороны, в том числе Виктора Сухорукова на заглавную роль и Агриппину Стеклову на роль служанки Дорины. Наконец, нашлась достойная роль и Александру Самойленко, несколько лет числившемуся в труппе Малой Бронной, но только теперь вышедшему на сцену.
Трудно определить, зачем на сей раз взяли именно "Тартюфа". Но ведь кассовым проектам не принято задавать такие вопросы — взяли, потому что название привлекательное и знаменитое, текст смешной и ситуации забавные. Режиссура в таких случаях тоже просто обслуживает ситуации пьесы: здесь сделаем так, а тут эдак, вне зависимости от того, что было пять минут назад и что случится пятью минутами позже. Не беда, что речь в пьесе идет о доме, о семье, а отличить поведение служанки от поведения хозяйки невозможно,— зато герои много двигаются, хлопочут лицами, тараторят без умолку.
Некрашеное дерево, из которого сделаны декорации, должно эффектно контрастировать с костюмами — сначала черными, а потом постепенно белеющими. Сама стена дома посреди спектакля проезжает через всю сцену. Маленькие лампочки превращаются в финале в одну, огромную, словно меняющую всю картину мира для Оргона,— роль Александра Самойленко актер и режиссер хотели, судя по всему, сделать не просто главной в спектакле, но почти трагической. Хотели, но не сделали. Или не доделали. Роль Виктора Сухорукова, казалось, была ближе к тому, чтобы получить логическое завершение: Тартюф появляется завернутым в серые тряпки юродивым, каким-то несчастным червем, в котором живет нарцисс и фрик-модник,— больше, чем властью и свалившимся на него имуществом, он потом наслаждается возможностью ходить павлином в ярких и богатых одеяниях. Но отсутствие общей идеи все-таки сбрасывает спектакль в яму развесистого антрепризного веселья — сцену соблазнения Эльмиры Сухоруков проводит в разноцветном исподнем корсете, самозабвенно подмигивая публике и веселя ее обильным волосяным покровом на плечах и спине и упругим искусственным утолщением, приделанным к причинному месту.
Появление "Тартюфа", впрочем, можно извинить тем, что средства, заработанные на полуголом Сухорукове, будут направлены на развитие молодежной программы и на спектакли студии при театре, придуманной худруком театра Сергеем Голомазовым. Он же помог Артемию Николаеву довести до премьеры спектакль "Палата N6", родившийся некоторое время назад как студенческая работа учеников Голомазова, а теперь занявший место в репертуаре большой сцены театра — правда, зрителей пока сажают только в первые ряды партера, а остальная часть зала огорожена занавесом.
Инсценировку "Палаты" Николаев начинает с отрывка из "Острова Сахалин", отчего возникает ощущение, что чеховская больница находится где-то очень далеко. Это действительно какой-то край света: помост, на котором происходит действие, обрывается в глубине сцены и окружен небом-задником. От больничных кроватей остались только железные спинки, похожие на тюремные решетки, и соединение простора, воздуха вокруг людей с маленькими клетками для каждого из них создает необходимый контраст. Впрочем, режиссер, играющий Рагина, не сгущает краски. "Палата N6" выглядит почти лирично, местами даже как-то акварельно. Актерам еще только предстоит освоить свои роли — пока только Дмитрий Сердюк, играющий Громова, чувствует себя уверенно. И наверное, для несбыточной мечты героев можно было бы придумать что-то менее расхожее, чем образ недостижимого Парижа,— в финале клетки взмывают в небо, отдаленно напоминая сувенирные Эйфелевы башни. Но заблуждения студийцев все-таки приятнее, чем уверенная поступь "Тартюфа".