Новый премьер Марио Монти, еще недавно малоизвестный публике, сегодня купается в лучах народной любви: с ним связаны надежды на выход страны из кризиса. Увы, решения, которые предстоит принять, столь болезненны, что скоро его могут возненавидеть больше, чем самого Берлускони
У входа в скромную гостиницу у Императорского форума в Риме теснится толпа журналистов. Ждут горячих подробностей: как новое правительство Марио Монти будет спасать страну от дефолта? "Смотрите, какой замечательный сегодня день",— выдержав небольшую паузу, со сдержанной улыбкой на лице, 68-летний экономист делает первое публичное заявление в роли главной надежды Италии.
Журналисты в замешательстве. За 10 лет почти безраздельного господства на экранах Сильвио Берлускони о таком способе общения успели накрепко забыть. Никаких анекдотов, скабрезных шуточек, раскованных поз на камеру, провокационно грязных жестов и нарочито панибратских манер. Скромность и сдержанность буквально во всем, чувство собственного достоинства, стиль, который здесь однозначно определяют как "британский". Под стать новому премьеру и его супруга Эльза — руководитель женского подразделения волонтеров миланского Красного Креста. И никаких малолетних "подружек". Меньше всего Монти похож на супермена, на которого так старался походить его предшественник. И тем не менее бойкие итальянские медиа уже окрестили его Супер-Марио — в честь героя культовой видеоигры 80-х годов. И пока что он это прозвище оправдывает — по крайней мере, своим фантастическим трудоголизмом.
Шутка ли: за первую неделю работы в Риме он успел провести переговоры с 34 парламентскими группами! И при этом все же выкроил время, чтобы заглянуть на выставку Караваджо и посмотреть флорентийскую живопись Кваттроченто. Причем в последнем случае премьер (уже вступивший в должность) без всякой помпы встал в очередь и купил билет. А тем временем в палаццо Киджи, где находится офис председателя правительства, готовились паковать любимое полотно Берлускони — "Вакха и Ариадну", копию с Тициана, которую экс-премьер арендовал вместе с другими предметами искусства и интерьера.
На фоне того цирка, в который в "эру Сильвио" превратилась итальянская политика, все эти детали кажутся почти столь же значимыми, сколь и собственно деловая репутация профессора Монти вкупе с его профессиональным опытом.
Талантливый шоумен и незаурядный харизматик, Берлускони заигрался настолько, что предлагал сменить название своей партии на "Вперед, телка!". Снежный ком скандалов и нелепостей рос с каждым днем. Общество отвечало разочарованием во всех и вся: согласно опросу Gallup, незадолго до отставки Берлускони о недовольстве руководством страны заявили 66 процентов респондентов, а 85 процентов итальянцев были убеждены, что правящий класс насквозь коррумпирован. И вот тут итальянцам напомнили, что у них есть еще и президент.
Президентская рокировочка
Согласно итальянской Конституции, в правящем тандеме с премьер-министром президент играет формально-представительскую роль, а реальная политика отдана на откуп главе правительства. Однако президент Джорджо Наполитано, возглавивший страну еще 5 лет назад, в условиях нарастающего экономического кризиса стал проводить все более и более самостоятельную линию, не стесняясь открыто противопоставлять себя Берлускони.
Раз за разом пресекая попытки премьера провести очередной закон, который позволил бы главе правительства уклониться от судебного преследования, Наполитано все чаще и охотнее выступал с публичными призывами к парламенту — оставить разногласия и как можно оперативнее провести финансовую реформу, чтобы покончить с бюджетным дефицитом к 2014 году. Но начавшаяся еще летом реформа продолжала буксовать вплоть до конца октября — доверие европейских партнеров к Италии тем временем падало, а доходность итальянских гособлигаций в начале ноября перешла критическую отметку в 7 процентов: рынок приобретал все более явственные черты финансовой пирамиды.
Ситуация ухудшалась с каждым днем, и обещание Берлускони подать в отставку оказало лишь частичный эффект. И вот 9 ноября Наполитано решается на нестандартный ход: найдя крохотную лазейку в итальянском законодательстве, он назначает экономиста Марио Монти пожизненным сенатором, что и открыло ему дорогу к премьерскому креслу без избрания в парламент. Сценарий с досрочными выборами, предполагающий двухмесячный простой законодательной власти, отошел на второй план, и пресса бросилась обсуждать создание "технократического правительства", полностью состоящего из беспартийных экспертов, а не дискредитировавших себя профессиональных политиков.
Как выяснилось, аналитики продумывали такой вариант развития событий еще с лета. Причем сам Монти выступал против радикальной деполитизации правительства — ответственность за необходимые, но непопулярные решения он предпочел бы разделить с представителями ведущих политических партий. Увы, и правые, и левые от такой чести предпочли отказаться, вынудив Монти выбирать из таких же технократов, как и он сам. Новому премьеру, похоже, вообще придется смириться с политическим одиночеством. Хорошо еще, если мастодонты итальянской политики не начнут откровенно ставить ему палки в колеса, ведь его возможный успех сулит им уход в политическое небытие.
Политик от науки
Парадокс в том, что восхождение Монти к политическому Олимпу началось с легкой руки символа этой старой элиты — самого Сильвио Берлускони. Именно он во время своего первого премьерства в 1994 году предложил кандидатуру Монти на пост еврокомиссара. И тогдашний председатель Еврокомиссии Жак Сантер был в восторге от протеже итальянского премьера: "Вы знаете, профессор Монти произвел на меня отличное впечатление. Он и на итальянца-то не похож".
До тех самых пор вся жизнь Монти была связана с наукой. Выходец из небольшого ломбардского города Варезе, он получил образование в северной столице Италии — Милане. Сначала — в иезуитской школе, затем — в Университете имени Луиджи Боккони, престижнейшем частном вузе с экономическим уклоном. Пройдя годовую стажировку в Йельском университете под руководством нобелевского лауреата по экономике Джеймса Тобина, Монти занялся преподаванием. После 15 лет в Турине он возвращается в Универститет Боккони, возглавив Институт политэкономии. Вместе с будущим нобелевским лауреатом Лоуренсом Клейном Монти разрабатывает теоретическую модель, описывающую монополистический тип поведения банков, которая до сих пор считается непревзойденной.
В 1980-е ученого привлекают к работе в целом ряде правительственных комиссий по различным финансовым вопросам. Он также занимает пост вице-президента Итальянского коммерческого банка, но не оставляет и профессорскую карьеру: с 1989 года Марио Монти — ректор Университета Боккони, с 1994-го — его президент.
В том же году он становится еврокомиссаром, ответственным за внутренний рынок, финансовую интеграцию, налоги, снятие таможенных барьеров. Его работа оказалась настолько успешной, что пятью годами позже его выдвигают в Еврокомиссию пришедшие к власти левые противники Берлускони.
Главным делом Монти стала бескомпромиссная борьба за здоровую конкуренцию. В 2001 году итальянский комиссар заблокировал слияние General Electric и Honeywell. Сделка уже получила одобрение американских властей, однако Монти усмотрел в ней опасность создания горизонтальной монополии в сфере авиационной электроники. Еще более громкий антимонопольный процесс начался в 2004-м, когда Еврокомиссия наложила почти 500 млн евро штрафа на компанию Microsoft. Это начатое Монти разбирательство продолжается до сих пор, а сам он приобрел славу человека, которому удалось остановить самого Билла Гейтса.
Вернуться на третий еврокомиссарский срок Монти не удалось: оказавшись у власти во второй раз, Берлускони не стал выдвигать его кандидатуру. Профессор вернулся к теоретической работе в составе различных "мозговых центров", стал консультантом банка Goldman Sachs и компании Coca Cola, вошел в состав Бильдербергского клуба, который конспирологи называют чуть ли не теневым правительством всего мира (к слову, Берлускони в свое время состоял членом запрещенной масонской ложи "П-2", ставившей куда более скромную задачу — захватить власть в одной только Италии). И если бы не мировой кризис, он, вероятно, никогда бы и не попал в публичную политику.
Итальянский Гайдар
Добропорядочный католик, убежденный сторонник евроинтеграции, профессиональный экономист с превосходной репутацией в мире, Монти как будто был выкроен под заказ терпящей бедствие Италии, словно хороший неаполитанский костюм. И тем не менее ему — чужаку в политической элите — легко не придется.
Проблема заключается не только в сепаратистах из популистской "Лиги Севера", заклеймившей назначение Монти антиконституционным путчем и наотрез отказавшейся поддерживать правительство, которое не выбрано народом. Даже лояльные временному чрезвычайному правительству партии прекрасно понимают, что предстоящие реформы (повышение пенсионного возраста, ужесточение трудового законодательства, а возможно, и введение новых налогов) едва ли вызовут восторг избирателей. А выборы 2013 года никто не отменял и не собирается.
Недавние опросы свидетельствовали о том, что 84 процента итальянцев доверяют новому премьеру, даже понимая, что предстоит затянуть пояса. Однако уже сейчас заметны слабые места, из-за которых вся его феноменальная популярность может улетучиться в одночасье. Среди левых и правых популистов велики опасения, что премьер окажется лоббистом мировой финансовой элиты в ущерб интересам населения. Светских либеральных интеллектуалов тревожит его близость к верхам католической церкви, пользующейся в стране огромным влиянием. Наконец, общественное мнение всколыхнуло назначение министром экономического развития и транспорта исполнительного директора банка Интеза Санпаоло Коррадо Пассеры. Натерпевшись от Сильвио Берлускони, не слишком отделявшего госуправление от личного бизнеса, итальянцы отнюдь не в восторге от того, что экономикой будет заниматься очередной финансово-промышленный воротила. Между тем проблем в экономике более чем достаточно. 1,9 трлн евро долга, оставшихся Монти в наследство от Берлускони,— это только зримое свидетельство структурных пороков, разъедающих Италию изнутри. Возможно, главный из них — почти критическое снижение промышленного производства, ставшее особенно заметным в последние предкризисные годы.
Да и социальные лифты в Италии работают едва ли не хуже, чем где бы то ни было в Западной Европе. В богатых итальянских фирмах не ждут молодые кадры, а власти, в свою очередь, годами отказывались от иностранных инвестиций для помощи гибнущим местным компаниям, вместо этого выкачивая средства из национального бизнеса. Как результат — отток из Италии денег и мозгов.
Все это обещает искоренить Монти. Но даже попытаться сделать это — значит покуситься на святая святых национального менталитета, ценности, устоявшиеся десятилетиями, да и просто небольшой достаток, который худо-бедно был у большинства простых людей при "старом режиме". Политики, рискнувшие пойти на такие радикальные меры, нечасто заслуживают благодарность потомков, зато почти всегда — глубокую неприязнь современников. Достаточно вспомнить Егора Гайдара. С другой стороны, возможно, именно лидеры гайдаровского склада сейчас особенно нужны тяжело больной Европе.
Может быть, в силу этого в ожидании шоковой терапии по-итальянски страницы газет светятся сдержанным оптимизмом. Как-никак на пороге всеобщего краха политическая элита страны сумела-таки сплотиться вокруг нового лидера, который выглядит полной противоположностью предыдущему. Так что самые грустные люди в Италии сегодня — это политические сатирики: по крайней мере, в настоящее время работы для них не предвидится.