Музыка сфер
"Кандинский и "Синий всадник"" в Москве
Оба явления, вынесенные в название выставки в Музее изобразительного искусства им. Пушкина в Москве, способны вызвать ажиотаж у просвещенных зрителей — здесь экспонируется 62 полотна из мюнхенской галереи Ленбаххауз, 30 из которых принадлежат кисти Василия Кандинского. Однако на поверку оказывается, что из Мюнхена в Москву приехало и то, от чего "Синий всадник" всеми силами отмежевывался (символист Франц фон Штук и туманный портретист Франц фон Ленбах), и то, из чего Кандинский 1911 года, теоретик и практик абстракционизма, вырос (его работы 1902-1911 годов). Плюс, собственно, "Синий всадник" (Франц Марк, Пауль Клее, Август Макке, Габриэла Мюнтер, Алексей Явленский, Марианна Веревкина) — все вместе обещает отличный срез мюнхенского искусства конца XIX--начала ХХ веков.
Мюнхен как один из главных героев этой выставки не случаен. Это было место сильнейшего притяжения. В Мюнхен ехали учиться живописи со всей Европы, и, пожалуй, именно немецкий с баварским прононсом может считаться первым интернациональным языком нового искусства, чисто хронологически обогнавшим многоголосый французский Парижской школы.
"Является какой-то господин с ящиком красок, занимает место и принимается работать. Вид совершенно русский, даже с оттенком Московского университета и даже с каким-то намеком на магистранство... Оказался Кандинским... Он какой-то чудак. Очень мало напоминает художника, совершенно ничего не умеет, но, впрочем, по-видимому, симпатичный малый",— так описывает нашего героя Игорь Грабарь, увидевший его в знаменитой мюнхенской школе Антона Ашбе в 1897 году. Кандинскому уже за тридцать, и ради занятий живописью он отказался от профессорской должности в Дерптском университете. Он рвется в бой, но строгий Ашбе, считая, что на его полотнах слишком много цвета, на некоторое время сажает его на хлеб и воду — наказывает писать только черным и белым. Через 13 лет, в 1910-м, этот чудак напишет первую в истории искусства абстрактную картину, а еще через год сможет собрать вокруг себя весь цвет мюнхенского нового искусства — немецких "диких".
"Название "Синий всадник" мы придумали за кофейным столом в саду в Зиндельсдорфе. Мы оба любили синий, Марк — лошадей, я — всадников",— такое воспоминание оставил потомкам сам Кандинский. Красивую легенду эту никто не оспаривает, тем более что искусствоведы радостно указывают то на всадника, несущегося на полотне 1903 года у Кандинского, то на синих лошадей 1913-го у Франца Марка. Указывают вполне верно, вот только разница в этих датах чрезвычайно показательна: тот всадник, который скакал по зеленым полям у Кандинского в 1903-м, через десять лет превратился в абстрактные точки и линии на плоскости. Марк же и многие другие члены "Синего всадника" работали с диким цветом, но в теорию абстракции пока (а многие и никогда) не погружались.
История "Синего всадника" — это не столько история художников, охваченных единой идеей, сколько кругом идей и практик, объединенных одной обложкой и мощной харизмой Кандинского. В одноименном альманахе будет очень много слов о музыке (именно она, по мнению Кандинского, наиболее близко подошла к тому, чтобы быть "средством выражения душевной жизни художника"), будут французские, немецкие и русские "дикие", будет Розанов, Шенберг и Кульбин, будут рассуждения о центральных для Кандинского понятиях "цвет" и "композиция". Жизни группе "Синий всадник" отведено было всего ничего — один альманах, пара выставок. Война разогнала кого по окопам, кого по иным городам и странам. Франц Марк будет убит, Василий Кандинский уедет в Швейцарию, а потом и вовсе вернется в Россию, чтобы там окунуться в революционное искусство, преподавать, оставить значительный след и выбраться в Европу в 1921-м живым и невредимым. Все-таки человеку, считавшему, что живописное произведение есть симфония, "имя которой — музыка сфер", на этой мятежной территории было не место. Потом он преподавал в Баухаузе, получил немецкое, а затем и французское гражданство. В учебниках по истории искусства числится немецким художником. Важнейшие для понимания сути абстракционизма его теоретические работы были переведены на русский только в последние десятилетия. Большой персональной выставки на родине не было вообще.
Москва / по 15 января 2012