Выставка современное искусство
В Москве в галерее Михаила Крокина открылась выставка Александра Пономарева "Уводящие очертания". Рисунки главного мариниста наших дней изучала АННА ТОЛСТОВА.
Проекты Александра Пономарева, мастера сложных мультимедийных инсталляций и ленд-арта (или аква-арта, как шутит куратор Крокин-галереи Александр Петровичев), слишком масштабны, чтобы поместиться в маленьком галерейном полуподвальчике. Колоссальные колбы, в чьих водах дрейфуют какие-то таинственные объекты, монструозные установки, генерирующие радужные нимбы из клубов пара, расписные подлодки, всплывающие в Северном Ледовитом океане, Венецианской лагуне или большом фонтане Тюильри, остров Седловатый в Баренцевом море, вдруг исчезающий в цветном тумане дымовой завесы, видеоголова художника Посейдона, которая как глянет, так шеренги компасов завертят стрелками, а как дунет, так по проливу длиннющего аквариума идет волна...
Все эти чудеса высокотехнологичного искусства по-русски, то есть с воспоминанием о технической мощи советского ВПК, подчас кажущиеся еще более безумными, чем экологические проекты Олафура Элиассона, можно увидеть в галерее лишь на видео. В залах выставлены только рисунки, сделанные рукой мастеровитой, уверенной и твердой, несмотря на корабельную качку. "Я могу быть отличной рекламой советской системы образования",— говорит Александр Пономарев, морской инженер, в детстве окончивший и музыкальную школу по классу скрипки, и художественную.
И действительно, наброски тропической и арктической натуры из цикла "Морские истории", нарисованные на блокнотных листочках шариковой ручкой, карандашами или фломастером и где-то пройденные акварелью, убеждают, что обычная советская художка выводила на вполне профессиональный уровень ремесла. Это, конечно, не те почеркушки, каковыми, нетрудно предположить, развлекался на досуге Пономарев-моряк в годы службы, завершившейся по состоянию здоровья. Это работы последних десяти лет, которые Пономарев-художник, самостоятельно вышедший на уровень мирового современного искусства, знаменитость, фестивально-биеннальный завсегдатай, нынче носящийся с идеей Антарктической биеннале, делал во время своих художественных морских экспедиций. Из таких зарисовок складывается насмешливо-концептуалистский проект: пленэрный рисунок, где на заднем плане, среди льдин, виднеется гордый профиль "Академика Иоффе", монтируется с фотографией с тем же самым мотивом, причем в кадр попадает рука художника, предъявляющая блокнотик с уже готовым пейзажем.
Иногда в ход идут не блокнотные листы, а отслужившие свое морские карты — Александр Пономарев, комиссованный моряк, сделавшийся художником, явно питает нежность к уволенным в запас товарищам по несчастью, будь то устаревшие карты или списанные подлодки. И тогда рисунки обретают монументальность, и "Торпедный отсек" или "Двигатель РД-107" выглядят какими-то фантастическими конструкциями из архитектурных утопий Якова Чернихова. Но чаще всего и на картах, и в блокнотах появляется образ из цикла "Макроскопия", не раз воплотившийся в пономаревских инсталляциях: парящие в пустоте матросы припали к перископу, который врастает в дерево, так что они смотрят не вдаль, не вовне, а вглубь и внутрь, и им, наверное, как Павлу Филонову, видна каждая клеточка Вселенной.
В старых академиях принято было считать, что по рисунку, разоблачительному, выдающему художника с головой, и судят о мастерстве. Эти морские рисунки выдают в Александре Пономареве, таком вроде бы мультимедийном и технологически прогрессивном, старомодного художника-романтика. Не потому, что он, оказывается, грешит столь устаревшим делом, как рисование. А потому, что его глаз, вооруженный перископом или невооруженный, хорошенько промытый морскими брызгами и океанским ветром, видит то, что и должно — в идеале — видеть искусство: Вселенную, космос, бытие, одиночество и другие экзистенциальные чувства. Это видел и русский авангард, плененный теориями Владимира Вернадского, к этому стремился и московский концептуализм, главный герой которого, маленький человек Ильи Кабакова, как известно, улетел в космос прямо из своей коммунальной квартиры, но у нынешнего искусства острота зрения уже не та. Не случайно лучших маринистов породила эпоха романтизма: человеку нового времени легче созерцать борьбу космических стихий вдали от мира, в открытом море. Вот и Александру Пономареву ничего не остается, как бежать в море, застывая (была у него такая акция) гальюнной фигурой на носу "Академика Иоффе".