Формальное завершение переговоров по присоединению России к ВТО повлияет не только на глобальный, но и на локальные торговые режимы в приграничных районах, где сосредоточена необходимая инфраструктура. Именно их население первым может ощутить включение РФ в единую систему мировой торговли. При этом в построении приграничного сотрудничества РФ с основными торговыми партнерами — Евросоюзом и Китаем — модельным РФ и ранее воспринимала опыт взаимодействия с ЕС, рассказал руководителю отдела экономполитики “Ъ” ДМИТРИЮ БУТРИНУ курирующий эту тему заместитель главы Минрегиона МАКСИМ ТРАВНИКОВ.
— В основном Минрегион, одновременно «строительное» и «межнациональное» министерство, рассматривается как ведомство, занимающееся в том числе решением межнациональных проблем через строительные инвестиции. Между тем ваша работа со строительством не связана. Насколько этот инструмент важен для Минрегиона?
— Одна из важнейших проблем, которой мы занимаемся в Минрегионе,— это установление устойчивой связи с субъектами федерации для того, чтобы политика в сфере национальных отношений, реализуемая на местах (а именно там на самом деле делается настоящая госнацполитика), была гармонизирована с общефедеральными подходами. Очень важно, чтобы каждый глава органа местного самоуправления понимал, что делают руководители региона, а руководитель региона понимал, что делает профильное министерство и руководство страны. Для этого мы используем несколько инструментов.
Во-первых, это субсидии. У нас есть, например, субсидии на поддержку коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Это очень полезный и эффективный инструмент, который позволяет, даже имея относительно небольшие средства, а всего на это выделяется 240 млн рублей в год, решать реальные проблемы людей. С помощью субсидий мы можем привязывать объекты к определенным общефедеральным приоритетам, задачам и показателям. И субъекты Российской Федерации охотно откликаются на эту работу даже несмотря на то, что многие из них при распределении имеют относительно небольшие средства, буквально несколько миллионов рублей. Тем не менее большинство регионов с удовольствием встраиваются в эту политику. В результате в 2009 году на 240 млн рублей федеральных средств было привлечено более 500 млн рублей из бюджетов регионов, а в 2010 году сумма привлеченных средств возросла почти до миллиарда.
Следующий инструмент — получившая распространение после февральского заседания президиума Госсовета в Уфе практика заключения соглашений о сотрудничестве Минрегиона России с субъектами Российской Федерации в сфере реализации государственной национальной политики. Мы оказываем методическую, информационную, организационную помощь субъектам РФ и органам местного самоуправления в реализации различных мероприятий, в том числе и антикризисного характера. Например, если регионы сталкиваются с какими-то проявлениями межнациональных конфликтов, они могут обратиться к нам для получения квалифицированной экспертной помощи. Причем содействие оказывается не только чиновниками, но и экспертами, которые профессионально, с научной точки зрения занимаются межнациональными проблемами. Я имею в виду конфликтологов, этнологов и этнографов. Мне кажется, что это очень ценная практика. В России есть различные институты, которые еще с советских времен занимаются данной проблематикой. Это и Институт этнологии и антропологии, и Институт социологии РАН, и различные социологические службы, например ФОМ, ВЦИОМ.
— C советского времени тем не менее инвестиции в регионы были объектом национальной политики, в СССР это было совершенно естественным делом. Сохраняется ли сейчас этот подход, приходится ли сейчас решать проблему того, что губернаторы спорят — строить ли данный объект на территории Удмуртии или Татарии, потому что «пришла очередь Удмуртии»?
— Я этого не ощущаю. Конечно, мне в меньшей степени приходится заниматься строительными вопросами. Но у нас есть некоторые капитальные объекты, которые строятся применительно к государственной национальной политике.
Должен честно сказать: я противник того, чтобы объекты общесоциального назначения финансировались по этническому принципу. Действительно, со времен Советского Союза в целях компенсации ущерба, нанесенного тем или иным народам массовыми депортациями или репрессиями, реализуется определенное количество мероприятий по строительству жилья, созданию объектов социальной инфраструктуры в местах компактного проживания этих народов. Но я считаю, что нужно уйти от этой практики. В следующем году мы завершаем применение всех инструментов, за исключением направленных на поддержку коренных малочисленных народов, которые носили бы социально-бытовой характер. Не может быть поликлиник или канализаций по этническому принципу. Невозможно давать, например, пенсионерам шанс жить хорошо только потому, что они российские немцы. Это абсолютно несправедливо, более того, мы достигаем обратного эффекта, получая недовольство и нетерпимое отношение к представителям этих народов со стороны других, в том числе и русских. Может быть, в первую очередь русских, которые живут рядом с ними. Поэтому постепенно, в том числе и в рамках программы по российским немцам, мы переносим акцент на объекты, связанные с этнокультурным развитием и формированием позитивного межнационального общения. Я имею в виду дома дружбы, различные центры национальной культуры и прочее. Естественно, что этот переход надо делать постепенно и аккуратно, потому что не хотелось бы оставить после себя хотя бы какое-то количество недостроенных объектов, детских садов и больниц, в которых нет крыши или оборудования. В последние годы мы стараемся завершить все эти объекты, чтобы люди получили обещанное.
— В вашей компетенции помимо этих вопросов находятся вопросы приграничного сотрудничества, а это всегда межнациональные отношения. Поменялись ли приоритеты Минрегиона? В частности, сохранился ли действовавший ранее приоритет по развитию отношений с нашим крупнейшим соседом, Украиной?
— Украина является важнейшей для России страной с точки зрения приграничного сотрудничества. По понятным причинам был определенный период, когда мы не могли интенсивно взаимодействовать. Но с относительно недавнего времени мы получили полную возможность прямых контактов с украинскими регионами и более или менее эффективную возможность сотрудничать с центральными властями в Киеве. Почему это важно? Во-первых, люди, которые живут по обе стороны границы, не только очень тесно связаны друг с другом — они зачастую родственники. Почти у всех живущих на Украине есть родня в Белгородской, Смоленской, Курской, Ростовской областях, в Краснодарском крае, и наоборот. Многие учились в Харьковском университете, например, а украинцы учились в наших вузах. Эти контакты необходимо поддерживать. Может быть, это и есть наша самая сильная сторона с точки зрения интеграционных процессов.
С другой стороны, есть объективная реальность: Советский Союз распался, у нас теперь два независимых государства. Граница наша определена, но не демаркирована. При поддержании контактов люди сталкиваются с огромным количеством сложностей. Они должны пересекать пункты пропуска, иметь при себе соответствующие документы, часто отстаивать долгие очереди.
Все это не способствует нормальному взаимодействию, развитию общения. Иногда это даже приводит к гуманитарным трагедиям, когда пожилые родители не могут посетить детей или, например, нет возможности ухаживать за какой-нибудь бабушкой, которая живет в деревне напротив, ведь чтобы посетить ее, родным надо делать крюк через пункт пропуска, который расположен километрах в ста от этого населенного пункта. Поэтому главный приоритет приграничного сотрудничества — содействие нормальному взаимодействию между людьми.
Недавно мы не без труда, но подготовили соглашение об упрощении порядка пересечения государственной границы между Россией и Украиной, оно было подписано в Донецке министром регионального развития во время 2-го российско-украинского межрегионального экономического форума с участием президентов. Суть его в том, что теперь не только жители приграничных районов, но и жители всех приграничных субъектов РФ и областей Украины смогут пересекать границу не только в пунктах пропуска, но и в местах пересечения границы. Причем пересекать пешком, на велосипеде и даже на легковом транспорте или на легких моторных лодках. Для этого необходимо будет иметь национальный паспорт, в котором есть отметка о прописке или о месте регистрации.
— То есть де-факто на границу c Украиной возвращается режим 1994 года?
— Раньше вообще проблем никаких не было: люди ходили через границу, как хотели. И мы понимаем, что по факту люди все равно стараются ходить по-прежнему. Надо создать им законные возможности быть не нарушителями государственной границы, а законопослушными гражданами. Этот режим в наших странах будет охватывать после вступления соглашения в силу примерно 30 млн человек.
У российско-украинского приграничного сотрудничества есть и другие аспекты. Например, долгое время планы по развитию инфраструктуры в пунктах пропуска у украинской и российской сторон существовали сами по себе. Бывало так, что мы реконструировали свой пункт пропуска со своим режимом работы, а в это время украинская сторона противоположным пунктом пропуска не занималась, но делала какой-то другой. Это касается и дорог. Очень важно, чтобы дороги не заканчивались госграницей, а имели продолжение на другой территории.
Еще один аспект происходящего: приграничная торговля. Вопрос этот актуален во многих приграничных субъектах РФ, а для границы с Китаем — это важнейшая тема. Но на границе с Украиной эта торговля носит специфический характер.
Речь идет о сезонной торговле плодоовощной продукцией. Часть продукции быстрее вызревает на Украине — и традиционно, уже в течение многих веков продается на рынках областных центров нынешних приграничных субъектов РФ. Есть ряд продуктов, которые у нас всегда были дешевле — люди из российских областей десятилетиями, если не веками, продавали их на рынках в Харькове и в других украинских городах.
Повторю, у этих торговых связей давняя история. Но сейчас это сделать частникам совершенно невозможно, по крайней мере легально. Необходимо иметь соответствующие сертификаты и другие документы, связанные с санитарно-эпидемиологическими требованиями. Реализовать это могут, по сути, только бизнесмены. Фактически торговля либо остановилась, либо носит откровенно нелегальный характер.
Мы разработали проект соглашения о торговле плодоовощной продукцией в приграничных районах России и Украины. Процесс согласования с федеральными органами власти идет непросто, но я надеюсь, что в ближайшей перспективе мы сможем подписать соглашение, которое предоставит физическим лицам возможность перемещения в упрощенном порядке определенных сезонных продуктов — тех же самых черешни, картофеля, абрикосов, персиков — для их реализации на рынках и ярмарках выходного дня приграничных регионов наших стран.
Может быть, это во мне говорит юрист, но мне кажется, что всегда можно найти какое-то правовое решение, какие-то возможности, которые облегчат людям жизнь.
— Что можно назвать приоритетом номер два после Украины? Это Китай, Прибалтика или Казахстан?
— Мне бы не хотелось столь однозначно расставлять приоритеты. Скажу только, что каждое из этих направлений имеет свою специфику и по-своему ценно.
Для нас очень важно сотрудничать с Евросоюзом, потому что это не только вопрос установления устойчивых взаимосвязей, формирования доверия, сближение позиций и приоритетов. Это еще и очень интересные проекты, которые можно затем реализовывать как модельные. Мы сейчас совместно с ЕС работаем по пяти программам, общий бюджет которых на 2007–2011 годы чуть менее полумиллиарда евро. Мы совместно отбираем проекты, направленные как на социально-экономическое развитие регионов, так и на совершенствование приграничной инфраструктуры, улучшение качества жизни по обе стороны границы. Список включает очистные сооружения, различные экологические мероприятия, обустройство пунктов пропуска, подъездных путей. Это также и взаимодействие по линии гражданского общества, развитие туристических маршрутов, восстановление памятников культуры, архитектуры, истории.
За тот период, что мы работаем вместе со странами ЕС по программам партнерства, мы уже прошли определенный путь. Сначала это было очень непросто. Мы понимали, что у нас различное видение ситуации. Европейцы воспринимали нас больше как объект своей политики на границе, политики партнерства или соседства, как кому нравится это называть. Мы, в свою очередь, больше были ориентированы на реализацию инфраструктурных проектов, которые позволили бы восполнить выпадающее на фоне кризиса финансирование, особенно на местном уровне.
Но постепенно мы стали видеть и новое качество отношений. Мы стали уже чуть ближе по приоритетам, лучше понимать друг друга, строить долгосрочные планы. И даже если сегодня не хватает денег на какие-то проекты, мы уже говорим о перспективе после 2013 года. Это очень полезное упражнение, и оно определенно стоит тех денег, которые мы в него вкладываем.
— То есть в перспективе модель приграничного сотрудничества с ЕС рассматривается как общая для всех приграничных регионов?
— Мне бы хотелось это рассматривать как пилотную модель для всей страны. Когда я говорил об эффективности субсидий применительно к государственной национальной политике, то по аналогии этот механизм может быть перенесен на приграничное сотрудничество. Если у нас будет реальное финансирование и возможность делать проекты в интересах муниципалитетов и регионов, мы сможем быть уверенными, что и они свои ресурсы будут направлять на те же самые согласованные цели. Причем согласованные не только с федеральным центром, но и с нашими партнерами за границей. Думаю, что этот механизм мог бы в первую очередь хорошо себя показать на границе с Украиной и Казахстаном.
Полагаю также, было бы здорово, если подобные механизмы мы могли бы применить и для приграничного взаимодействия с Китаем. Как вы, возможно, знаете, у нас есть программа по сотрудничеству Дальнего Востока и Восточной Сибири РФ и Северо-Востока Китая. Программа, в которую в настоящий момент включены проекты, имеющие финансирование из различных источников. Уверен, что если бы мы имели отдельный инструмент поддержки таких проектов, эффективность приграничного сотрудничества с Китаем бы возросла, а отход от «челночно-мешочной» схемы в сторону более серьезных проектов стал бы реальностью.
— Китай при этом практически не испытывает проблем с приграничной торговлей с РФ.
— Применительно к приграничному сотрудничеству с Китаем — мы имеем и активные контакты малого бизнеса, и крупные проекты в области, например, энергетики. А вот уровень, на котором могли бы реализовываться средней значимости проекты, сейчас ничем не занят. Мы практически не видим китайских инвестиций в дальневосточных регионах. В первую очередь Китай реализует на территории России инвестиционные проекты в европейской части страны, и это отчасти объективно обусловлено наличием здесь промышленной базы и трудовых ресурсов. Кстати говоря, о трудовых ресурсах. Мы понимаем, что реализация каких-то серьезных и крупных экономических проектов на Дальнем Востоке невозможна без привлечения дополнительных людских ресурсов, и мы думаем над тем, как бы создать совместно с Минздравсоцразвития и ФМС России дополнительные внутренние стимулы для привлечения людей, включая соотечественников, на Дальний Восток.
— Тем не менее, если вернуться к Китаю, нет ли у вас ощущения, что цели, которые ставятся в КНР и России по развитию приграничного сотрудничества, пока просто не совпадают?
— Специфика наших приграничных отношений с Китаем, во-первых, связана с тем, что Китай воспринимает нас пока еще в приграничных районах не в качестве партнера по реализации совместных высокотехнологичных проектов (я не говорю об энергетике, о машиностроении), а больше как источник природных ресурсов — древесины, руды, другого сырья, а также в качестве рынка сбыта своей текстильной продукции. Мы хотели бы переломить эту тенденцию. Понятно, что это непросто, но может быть, поможет некоторая здоровая конкуренция, которая существует в отношении сотрудничества с Россией на Дальнем Востоке со стороны Южной Кореи и Японии.
Во-вторых, есть традиционно большое количество граждан на Дальнем Востоке, которые вовлечены в стихийную торговлю, в работу так называемых приграничных торговых комплексов. Нам бы хотелось упорядочить эту сферу с большей выгодой для РФ. У нас есть, например, отдельные идеи по острову Большой Уссурийский. Это остров, который в свое время был предметом споров между Россией и Китаем, в итоге был поделен пополам. На сегодняшний момент это неосвоенная территория, в том числе и с российской стороны. Есть идея попробовать сделать на нем зону двустороннего сотрудничества. У нас существует понимание с китайской стороной, что у острова должна быть туристско-рекреационная специализация. Китай и Россия постараются во взаимодействии создать на острове возможности для отдыха и досуга людей с разным достатком. Если нам удастся совместить наши планы по развитию Большого Уссурийского и сделать фактически единую схему развития этого острова (что не очень просто), это будет первый с Китаем проект такого рода.
Можно даже подумать над введением на этой территории особого режима перемещения — прецеденты есть. Например, такой режим существует в Благовещенске и Хейхэ, по территории которых живущие там граждане России и Китая могут перемещаться без оформления виз. И тогда китайские туристы смогут останавливаться в российских отелях, а наши туристы будут также свободно попадать на территорию Китая. Может быть, это не самый большой проект, но думаю, что он даст мощный эффект и для развития Хабаровского края — остров находится буквально в прямой видимости из Хабаровска.
— Из крупных соседей по границе остается вне охвата Минрегиона фактически лишь граница с США?
— Кроме шуток, США тоже рассматривается как потенциальный партнер по приграничному взаимодействию, особенно на Аляске. У нас есть взаимодействие и с Канадой применительно больше к коренным малочисленным народам. С этой страной, а также с Норвегией у нас идет постоянный диалог, межминистерское взаимодействие. Мы делимся лучшими практиками по корпоративной ответственности компаний, действующих в местах традиционного проживания коренных народов, по поддержке культуры, повышению транспарентности общин, борьбе за здоровье и повышению уровня образования коренных малочисленных народов Севера, вовлечению их в общий контекст без ущерба для самобытности и традиционного образа жизни. Это все очень сложные вопросы, по которым не только у нас, но и у Канады и Норвегии есть определенные сложности. И этот обмен происходит постоянно. Надеюсь, что мы сможем подключить к нему и США.
Если говорить о других международных направлениях, я также возглавляю межправительственную комиссию по торгово-экономическому взаимодействию с Республикой Македония.
— При этом РФ не имеет границ с Македонией.
— Эта часть моей работы не имеет никакого отношения к приграничному сотрудничеству и практически не имеет никакого отношения к межнациональным отношениям — хотя, конечно, определенный этнокультурный контекст все равно присутствует. Македония — это страна, которая связана с нами очень давними славянскими узами. Это место, где жили и трудились Кирилл и Мефодий, святой Климент, святой Наум. Охрид является одной из христианских православных столиц мира, в свое время тесно связанной с Константинополем и Киевской Русью.
Македония — очень интересная страна, культурно и ментально нам близкая. Это создает дополнительные возможности, хороший фон для развития и торгово-экономического и культурного взаимодействия. Мы наметили совместно с моим коллегой вице-премьером и министром финансов Македонии господином Ставрески определенные приоритеты в нашей работе.
В качестве главного направления мы видим энергетику. Македония не является членом Евросоюза, не связана обязательствами, которые вытекают из этого членства, хотя, конечно, они учитывают определенные подходы остальных европейских стран в своем развитии. Сейчас есть очень большие возможности для участия России в развитии энергетики этого государства. Это и проект создания ответвления от «Южного потока». Принципиальная договоренность об этом достигнута между нашими правительствами и «Газпромом». До конца года будет подготовлен проект соглашения об участии Македонии в реализации этого проекта. На столе у нас также проект по газификации Республики Македония, создании внутренней газотранспортной сети. Есть и другие темы.
Отдельный аспект — это развитие торгового взаимодействия. Македонцы производят качественные товары, в первую очередь сельхозпродукцию. Они поставляются на российский рынок, и по соотношению цены и качества очень выигрышны. Это в том числе вино, хорошее и недорогое, оно постепенно находит свое место на региональных рынках. Только за последний год мы в несколько раз увеличили объемы поставок македонской продукции в Россию. Это неплохой результат, но нужен много лучший.