Кандидат в президенты Южной Осетии АЛЛА ДЖИОЕВА рассказала спецкору “Ъ” ОЛЬГЕ АЛЛЕНОВОЙ о том, почему она обращается в теледебатах к премьеру РФ Владимиру Путину и чем ей не нравится референдум о статусе русского языка.
— В теледебатах вы обратились к Владимиру Путину с возмущением по поводу того, что представители российской власти оказывают давление на избирателей Южной Осетии, поддерживая кандидата Анатолия Бибилова. Почему к Путину, а не к Медведеву?
— Накануне моего увольнения президент Южной Осетии вручил мне указ президента РФ (тогда им был Владимир Путин) о предоставлении мне звания заслуженного учителя РФ. Я решила воспользоваться прямым эфиром и обратиться к нему, потому что недавно прочла в газете, что президент России и премьер страны продекларировали свою приверженность свободе выбора Южной Осетии. И заявили, что президента республики будет выбирать народ. Я верю этим политикам, но потому как ответственна перед Владимиром Владимировичем хотя бы за ту награду, которую от него получила, я и обратилась к нему. А еще это связано с тем, что сразу после прихода к власти Владимира Путина я с удовольствием констатировала, что процессу распада России поставлен серьезный заслон. И это для меня, россиянки по паспорту и по духу, для человека, вскормленного на русской культуре и истории, было самым ценным открытием. Этим и обусловлено мое обращение.
— То есть вы полагаете, что российские депутаты и сенаторы, приехавшие поддержать Анатолия Бибилова, сделали это по своему личному желанию и за ними нет ни президента, ни премьера?
— Абсолютно уверена. Российские президент и премьер — взвешенные политики, которые просто не могут позволить себе оказывать такое давление.
— Но Владимир Путин послал поздравительную телеграмму участникам форума в поддержку Бибилова. И она была зачитана на трибуне.
— Я не слышала. И я в это не верю. Ну как вы допускаете, что Владимир Владимирович Путин, очень взвешенный и осторожный в своих оценках, мог это сделать? Это ведь вмешательство в дела другого государства.
— А вы исключаете, что Москва может вмешиваться в дела другого государства?
— Много раз, когда я обращалась в российское посольство с просьбой о независимой экспертизе моего уголовного дела, я встречала один и тот же ответ: «Мы не можем вмешиваться в дела независимого государства». И я не верю, что по отношению к нам Россия может применять двойные стандарты. Ибо из уст российских политиков я не раз слышала осуждение в адрес западных политиков, которые эти двойные стандарты активно реализуют.
— А что стоит за вашим уголовным делом?
— Президент Южной Осетии Эдуард Кокойты наградил меня высшей наградой республики — орденом Почета. Прошло некоторое время, и я нелицеприятно высказалась в его адрес, потому что считала себя ответственной за то, что происходит в республике. Ведь в 2001 году я была доверенным лицом Эдуарда Кокойты, когда он баллотировался в президенты. Я считала, он выполнит все обещания, данные людям в 2001 и 2006 годах. Вот на днях я была в общежитии сельхозтехникума. Это хуже, чем горьковская ночлежка. Нищета и разруха. И на этом фоне концерт одного из кандидатов вызывает у меня жуткое отторжение. Это пир во время чумы.
И знаете, что я вынуждена констатировать — бывая во всех районах Южной Осетии, я поняла, что идет четкая дискредитация российской политики в республике. В Ленингорском районе я слышала от простых жителей: «Лучше бы нас оставили с Грузией, мы бы лучше жили, чем сейчас». Для меня, россиянки по духу, это было очень серьезное оскорбление. То, что нас Россия спасла в войне 08.08.08, даже не обсуждается. То, что Россия огромную гуманитарную помощь нам посылала,— это тоже факт. То, что Россия выделила нам колоссальные транши в ущерб некоторым российским регионам,— это тоже факт. Но у меня возникает целый ряд вопросов. Неужели те российские чиновники, которые приезжают в Южную Осетию, не видели результативность от вложений? Ведь она могла быть гораздо выше. Я не пытаюсь строить свою политику на огульной критике, я хочу добиться того, чтобы люди стали жить лучше. И кого бы народ ни избрал президентом, я не отступлю, пока жители этих общежитий не будут расселены. Потому что мне, доверенному лицу Эдуарда Кокойты, который десять лет назад обещал, что эти люди будут переселены из трущоб, стыдно. А ему не стыдно. Вместо раскаяния мы от него слышим: я сделал то, я сделал это. Да, несомненно, довести свой народ до такого состояния — великий подвиг. Когда не только улицы раскурочены, а раскурочены человеческие души, потому что деление маленького народа Южного Осетии на своих и чужих и создание баррикад — это нравственная деградация.
— Вы не договорили о вашем деле.
— Да, так вот, прозвучала критика в его адрес — и это было не против него, это была попытка к нему обратиться, потому что его честное имя пострадало в результате невыполнения данных им обещаний. Но Эдуард Джабеевич (Кокойты.— “Ъ”) превратил это в войну против себя. И в результате я получила уголовное дело.
— Вам ведь инкриминировали превышение служебных полномочий и злоупотребление?
— Дело было такое. Я была министром образования Южной Осетии. В Минобразования РФ я добилась права на проведение экзаменов для абитуриентов здесь, на месте. Чтобы наши ребята, поступая в вузы Москвы и Петербурга, не ездили сдавать экзамены туда — это очень дорого для их семей. Бюджет мой был крайне ограничен, и я из-за каждой пачки ручек должна была обращаться к руководству республики за согласованием расходов, так что свободных денег у меня никогда не было. И тогда я обратилась к родителям — поскольку экзамены проводились летом, то надо было оплачивать работу университетских работников, которые в это время находились в отпуске и не должны были работать. Надо было поручать кому-то готовить экзаменационный материал, чтобы не было стыковки между теми, кто работы проверял, и теми, кто готовил эти материалы. И третье — канцелярские расходы, потому что итоговая папка каждого абитуриента была внушительных размеров. И на все это родители вносили 3,5 тыс. рублей за абитуриента. Согласитесь, что, если мы посчитаем хотя бы дорогу до Москвы и обратно и двухнедельное пребывание в Москве, выйдет дороже. Причем вносили эти деньги не все — например, дети-сироты ничего не платили.
И ревизия, которая долгое время проводилась в Минобразования, подтвердила, что все деньги по приходному ордеру поступали в кассу Минобразования, по расходному они расходовались, а на оставшуюся сумму Зарской средней школе были куплены компьютеры и канцтовары. Великое преступление я совершила? Причем я всегда говорила, что далеко не ангел. На одном совещании я продемонстрировала серьги с кольцом и сказала: вот это подарок матери одного нашего студента, который поступил по квоте в российский вуз, и она пришла ко мне намного позже, чем он сдал экзамены. Пришла и сказала: «Сохраните этот подарок на память». И для того чтобы я и этот подарок не принимала, надо мной должен стоять человек, который подает мне своими действиями пример. И должен быть выпущен указ о том, что подарки тоже принимать нельзя ни в каком виде — ни борзыми щенками, ни шоколадом.
Так вот, я получила уголовное дело, а потом к нему добавили статью о том, что я занималась незаконным предпринимательством. Да, у меня сын в тот момент учился в Москве, и у меня были сложности, потому что Москва очень дорогая. Я продала родительский дом, который купили сотрудники спецслужб, и я вложила эти средства в базисный магазин канцтоваров и учебников, на эти средства пыталась поддержать моего сына. Мне вменили, что в соответствии с законом о госслужбе я не имею права заниматься коммерческой деятельностью. Во-первых, я не была там оформлена, магазин был оформлен на супругу моего водителя, которая закупала сама книги и канцтовары на средства от продажи дома. В один прекрасный день Генпрокуратура закрыла этот магазин без предъявления ордера на арест. Полтора года он стоял закрытый без ордера на арест. А потом его разворовали. И в итоге мой брат остался без дома.
И в суде я сказала, что преступления, инкриминируемые мне, намного меньше, чем преступления, которые совершались в отношении моей семьи. Когда мне вынесли меру пресечения домашний арест, на территории моего домовладения находились долгое время сотрудники спецслужб Южной Осетии. И когда я попросила показать мне законное обоснование их нахождения в моем доме, мне сказали: «Здесь закон — это мы». А я 20 лет не за такую независимость боролась. Я порой забывала о том, что у меня есть семья. Я любила свою работу, вторую школу, где я работала педагогом. Сегодня в Южной Осетии говорят о законе и творят беззаконие.
— В чем причина провала восстановительных работ в республике?
— Ну скажите, как поступил бы человек-государственник? Он перекопал бы одну улицу, уложил бы коммуникации, заасфальтировал эту улицу и перешел бы к следующей. Ведь когда мы убираем собственный дом, мы убираем его последовательно, а не превращаем весь дом в кавардак. С городом надо было так же, как со своим домом. Вот сейчас люди жалуются, что те коммуникации, которые недавно уложены, нуждаются в реанимации. Это вообще без комментариев.
— Но кто в этом виноват? Разве нет людей, которые за это отвечали?
— Ответственность за все, что происходит в Южной Осетии, несет один человек. Ведь когда он подмял под себя всю исполнительную, законодательную и судебную власть, то должен был понимать, что вместе с полномочиями, им себе присвоенными, единолично несет ответственность за все, что происходит в республике.
— В теледебатах говорят о возможных фальсификациях выборов. Какие аргументы?
— Представляю вам аргументы. 52 тыс. бюллетеней напечатано. В законе об основных избирательных гарантиях четко констатировано: количество бюллетеней это количество зарегистрированных избирателей плюс 3%. Откуда-то берется цифра 34 тыс. избирателей. У меня есть статистика по Минобразования с 2001 по 2007 год. Максимальное количество учащихся в лучшие года — 7 тыс. Хотя были годы, когда училось всего 4 тыс. Как определяется численность населения? Количество учащихся умножается на четыре. В итоге у нас максимум 28–30 тыс. Как же у нас может быть 34 тыс.?
— Многие ведь вернулись после войны.
— Каждый день в Южной Осетии умирает пять-шесть человек, а рождается один-два, и то через день. Мы поставили вопрос о возникновении этих цифр перед ЦИКом, но ответа не получили. Дальше. К этим 34 тыс. избирателей в Южной Осетии добавляются 16 тыс. избирателей в Северной Осетии. Но когда мы просим показать нам списки, нам говорят, что списков нет, хотя в 2009 году были парламентские выборы. Но самое интересное другое — нам никто не объяснил, почему 16 тыс. граждан Южной Осетии, живущие в Северной Осетии, не могут реализовать свое право на волеизъявление. В Северной Осетии не открывают избирательные участки. Такое происходит впервые. Они открыли два участка в селе Рукк, это возле Рокского тоннеля, на территории Южной Осетии, и они собираются доставлять туда людей автобусами. Но выпал снег, могут быть лавины, да и не все захотят ехать два часа по опасной обледенелой серпантинной дороге, чтобы проголосовать. То есть отсекают этих людей.
— Но это решение мотивируют тем, что в Северной Осетии нет консульства, а в Москве и Абхазии есть. А по закону участки открывают там, где есть консульства.
— А почему раньше участки открывали в Северной Осетии? И потом, консульство есть не в Москве, а в Российской Федерации. Разве Владикавказ не РФ? Я думаю, что причина такого решения одна. Действующая власть знает крайне низкий свой рейтинг и боится упускать ситуацию из-под контроля. Все-таки 16 тыс. избирателей — это очень много. В то же время для Абхазии напечатано 700 бюллетеней. А у нас там и 50 избирателей не наберется. Вот вам и маневры для фальсификаций.
Есть еще вопросы по поводу паспортов — у меня в штабе было много людей, которые говорят, что обращались в паспортный стол и не смогли получить паспорт. Я пытаюсь добиться от МВД обнародования списков лиц, получивших южноосетинские паспорта. Параллельно мы пишем в комиссию по гражданству, потому что, по нашим данным, определенное количество людей, не имевших права на получение гражданства, получили паспорта. И скажите, почему же эта информация закрыта? По всей вероятности, паспорта получили люди, не являющиеся гражданами по рождению и не имеющие права на эти паспорта.
— А для чего?
— Если человек придет на участок с паспортом гражданина Южной Осетии, у нас нет права ему отказать в голосовании.
— А разве прописка ему не нужна?
— Как-то на одном сайте повесили сразу шесть форм номер 1 (это форма о регистрации) людей, которые якобы живут рядом с домом моей матери. Но эти люди там никогда не жили. Есть сведения, что паспорта выдают близким родственникам наших чиновников из Северной Осетии, подрядчикам, даже военным с российской базы. Но проверить эту информацию никак нельзя. Хотя я точно знаю, что кагэбэшник, который живет в доме моих родителей, числится в списках избирателей, хотя он приезжий.
Мне также остается непонятным, как будут голосовать граждане, проживающие в Ленингорском районе, являющиеся гражданами Грузии. Когда я там была, они говорили, что выживают только за счет того, что получают в Грузии пенсию. У них есть форма 2, по которой они вроде бы будут голосовать. Но как это возможно юридически — мне непонятно. Двойное гражданство у нас только с Россией. С Грузией у нас двойного гражданства нет.
— Недавно председатель ЦИК Южной Осетии предложила наблюдателям подписать заранее бюллетени на избирательных участках, чтобы не создавать там очереди. Вы согласны с такой мерой?
— В законе оговаривается, что какую-то часть бюллетеней на избирательных участках можно заранее подписать, чтобы избежать столпотворения. Берется, например, 200 бюллетеней, их подписывают все наблюдатели, они лежат на столе и их раздают избирателям. Но я категорически против этого. Это тоже маневр для фальсификации.
— Почему так много кандидатов зарегистрировано?
— Низкая политическая культура. И, конечно, власть постаралась создать технических кандидатов. У нас даже президент в одном интервью прямо констатировал наличие технических кандидатов. Которые снимутся в пользу кандидатов власти.
— Кандидатами власти называют Георгия Кабисова, Алана Котаева и Вадима Цховребова. Вы с этим согласны?
— Абсолютно согласна. Я считаю, что и фигура Бибилова будет предпочтительнее нынешней власти, чем моя фигура или фигура Алана Кочиева. Потому что наш президент человек по натуре мстительный и считает, что кто-то идет во власть, чтобы сводить с ним счеты. Хотя лично я далека от этой мысли. Разъединенность моего народа, доведенного до отчаяния, меня беспокоит в первую очередь.
— Есть мнение, что если победит кто-то из кандидатов от власти, то после выборов республика станет парламентской и нынешний президент станет спикером.
— Так и будет. Эти фигуры уже на шахматной доске расставлены — кто будет премьером, кто будет спикером. Но это будет окончательный приговор Южной Осетии.
— Как вы относитесь к референдуму о статусе русского языка?
— Это антиконституционное деяние, потому что выборы президента не могут сочетаться с референдумом о статусе русского языка. И посмотрите, перед какой дилеммой поставили наших избирателей. Скажи «нет» — получаются антирусские настроения. Скажи «да» — поставь крест на родном языке. В Южной Осетии и так знают, что русский язык у нас на равных с осетинским. Я этническая осетинка, но я на своем языке изъясняюсь весьма скромно. И если и нуждается в поддержке какой-то язык, то в первую очередь осетинский. А русский язык — фундаментальный, на нем говорят, на нем мыслят, на нем ведут делопроизводство. И я не могу понять, зачем нам этот референдум.