Честно изуродованный шедевр

Сценарист Дэвид (Джеймс Мердок) спасается на кабриолете от суеты мегаполисов на "малой родине" своей молодой жены Эми (Кейт Босуорт), сверкающей коленками так, что слепнут встречные и поперечные. Местные морлоки берут его на "понял-понял" и на "слабо", сворачивают шею любимой кошке, хором насилуют Эми, наконец, пытаются линчевать. Поле боя, заваленное трупами быдла, остается за "ботаником".

Вы не поверите, но фильм Рода Лури — это не "Жажда смерти — 25", вариация на популярную в 1970-х тему самообороны, а ремейк "Соломенных псов" (1971) Сэма Пекинпа. Причем ремейк, вполне добросовестно следующий за оригиналом, порой — буквально: разнятся лишь детали. Но, во-первых, в деталях, как известно, дьявол-то и прячется. А во-вторых, Пекинпа настолько крепко все сколотил, что любой косметический ремонт его шедевра превращает ремейк в пародию. У Пекинпа каждая деталь — несущий элемент всей конструкции.

Дэвид (Дастин Хофман) и Эми (Сьюзен Джордж) у Пекинпа переезжали из США в Англию, считай, что на другую планету, где сельские жители выглядят, как диккенсовские чудики, а на поверку оказываются монстрами. Герои Лури переезжают в штат Миссисипи, откуда хочется делать ноги при одном взгляде на рожи местных реднеков, по определению — расистов, погромщиков, насильников и религиозных фанатиков. У Эми, похоже, ранний Альцгеймер, если, забыв о нравах односельчан, она потащила мужа туда, бежать откуда мечтала в отрочестве и юности.

Когда бойня у Пекинпа вызревает в разгар приходского праздника, это означает, что человек — зверь, в равной степени смешной и жестокий. Когда бойне предшествует у Лури футбольный матч, о человечестве это ничего не говорит, помимо того, что Лури не любит футбол.

Дэвид у Пекинпа — математик, астроном. Уединение на пустошах Корнуэлла необходимо ему: в Штатах кампусы, как понимал зритель, охвачены мятежом, там не поработаешь. Он — не такой уж и "ботаник": скорее, тиран не от мира сего, прибегающий к насилию не для того, чтобы доказать свою мужественность, не тогда, когда к стенке припрут, а когда иные способы диалога с миром оказываются просто иррациональными. Зачем требуется уединение его герою, Лури, очевидно, долго думал. Наконец, придумал: Дэвид пишет сценарий о Сталинградской битве (для Федора Бондарчука, надо полагать). В суете Голливуда ему никак не удается вставить в текст персонажа Хрущева, а в Миссисипи осенило: "Я знаю! Я сделаю Хрущева другом Юры!" Какого, на фиг, Юры?

Эми у Пекинпа тяготится ролью домохозяйки и явно не удовлетворена, с извращенно-невинной сексуальностью провоцирует насилие, показывая сиськи мужикам, среди которых — ее экс-любовник. Малолетняя шлюшка, погибшая от руки спровоцированного ею сельского дурачка,— из-за чего и начинается резня — ее альтер эго. Сериальную актрису, в которую мутировала Эми у Лури, в сексуальной наивности не заподозришь.

У Пекинпа, в отличие от Лури, все двусмысленно: насилие не совсем насилие, оно начинается как садомазохистская встреча бывших любовников. Двусмысленность Пекинпа обозначал одной деталью: изнасилованная Эми ждет мужа, которому ничего не расскажет, жадно затягиваясь сигаретой. В наши дни курить на экране нельзя, вот и приходится Эми всем своим видом, хотя и тщетно, демонстрировать Дэвиду, как ей плохо.

Эми у Пекинпа было достаточно единожды показать работягам грудь. У Лури она поддает жару: выносит им кофе — в надежде, что те признаются, кто кошку порешил,— в таком мини, что иных ассоциаций, кроме как с немецким порно о четырех водопроводчиках, пришедших к барышне чинить унитаз, да так и не починивших, не возникает.

У Пекинпа работяги затаскивали Дэвида поохотиться на куропаток, пока они к его жене смотаются. У Лури, посмотревшего в детстве "Охотника на оленей" Майкла Чимино, идет охота на оленей. Пустяк, но такой, что превращает фильм в пародию. Дело в том, что в обеих версиях охота и насилие смонтированы параллельно. Только вот у Лури за кадрами с Эми следует кадр, где первый план занимают горделивые рога подстреленного Дэвидом оленя. Что тут скажешь: рога он не украл, а заслужил.

Советские критики, если хотели хоть как-то похвалить Пекинпа, видели в экранном насилии метафору вьетнамской войны. Похоже, что Лури читал их внимательно, иначе бы не сделал чернокожего шерифа, павшего жертвой быдла, ветераном Ирака.

Можно сказать, что Пекинпа снимал и о Вьетнаме тоже. Его фильм укоренен в своей эпохе, но не застрял в ней. Тогда он воспринимался в ряду других великих притч о насилии. Из "Отвращения" Романа Полански тоже можно сделать фильм о проблеме анорексии, из "Заводного апельсина" Стэнли Кубрика — социальную драму о молодежных бандах, из "Избавления" Джона Бурмена — хоть "Индиану Джонса". Пекинпа говорил об иррациональности человеческой природы, тяготеющей к насилию. Снимал жестокий, абсурдистский фарс о людях как общности, первобытной в своей основе: даже в сцене резни много комических деталей. Лури снял фильм о том, что человеку из Калифорнии не понять человека из Миссисипи. Зачем он это сделал, понимаешь, проанализировав, как он это сделал. Лури обошелся с американским фильмом так, как прежде в Голливуде обходились с европейскими: выкупали сценарий шедевра и адаптировали для публики, которая не хочет и не будет смотреть всякие непонятные французские штучки. Так "Взлетная полоса" Криса Маркера стала "12 обезьянами", "Будю, спасенный из воды" Жана Ренуара — "Вверх и вниз с Беверли-Хиллз", "Дед Мороз — ублюдок" Жан-Мари Пуаре — "Рождеством психов". То есть Лури американизировал для американцев американскую же классику. Ну, слава тебе господи: значит, не только в России живут такие идиоты, для которых черно-белую классику раскрашивают, иначе они ее смотреть не будут.