Выставка типографика
Ретроспектива арт-директора американского журнала Harper's Bazaar и изобретателя большинства дизайнерских приемов современного глянца Алексея Бродовича подготовлена для "Гаража" специалистом по фотографии Ириной Меглинской. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Алексей Бродович был трудным подростком. Родители смирились с тем, что он пойдет учиться в Императорскую академию художеств. Но когда Бродович в 16 лет сбежал воевать за Россию в Первой мировой, отец, пользуясь многочисленными связями, вернул его домой и заставил окончить школу. До академии дело так и не дошло. Зато винтовку Бродович в руках подержал, сражаясь с большевиками, и даже был ранен под Одессой. На родину отныне путь заказан. Бродович с большим трудом бежит через Турцию в Париж, работает маляром и впитывает атмосферу других, художественных революций, которые сменяли друг друга с огромной скоростью. Окруженный десятками непризнанных гениев, Бродович бросает было полюбившуюся ему живопись и переключается на дизайн, причем самый разный — от рисунков для тканей до плакатов и шрифтов.
Его талант заметили на Международной выставке искусств и ремесел. Бродович удостоился трех золотых и двух серебряных медалей. Через несколько лет Бродовичу становится тесно в Париже, и он перебирается за океан. Там он начинает с преподавания и пытается научить американских студентов делать рекламу и журналы на высоком европейском уровне. Бродович воспитал десятки профессионалов в самых разных областях издательского бизнеса. Его учениками были гении фотографии Ричард Аведон и Ирвинг Пенн.
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ
В 1934 году Бродович становится арт-директором журнала Harper's Bazaar. Он делает логотип шрифтом, который копируют все сколько-нибудь серьезные журналы о высокой моде. Он работает с расположением текста на странице, так что примитивные слова превращаются в типографские эксперименты в духе футуристов и Гийома Апполинера. На страницах журнала появляются работы Мана Рея и Марка Шагала. В общем, Бродович — первопроходец в мире, где важнейшим из искусств является потребление. Вот и писатель Труман Капоте удачно сравнил дизайнера с алкоголем: "Бродович сделал для журнальной фотографии и верстки столько же, сколько Dom Perignon для шампанского".
Сделать выставку о профессионале редактуры не просто. Тут нужен не просто биографический подход, а что-то более замысловатое. Как объяснить, в чем суть его открытий? Через сравнения: что печатали до него и как все стало выглядеть после. Через правила: как конкретно Бродович работал с изображениями и текстами. Но "гаражная" выставка ни на секунду не задумывается о том, как объяснить ускользающий, закулисный гений арт-директора.
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ
По периметру зала идут фотообои с обложками и разворотами журнала. Они при этом увеличены раза в два. Это никуда не годится. Представим себе выставку, скажем, миниатюриста Ивана Похитонова в Третьяковке. Кураторы думают: что-то детали мелковаты. Надо позаботиться о престарелых зрителях. И заказывают, допустим, Виноградову и Дубосарскому копии размером два на два метра. Вот вам Похитонов, только лучше.
Почему именно эти плоды редакторских трудов висят на стене, нам не объясняют. Взгляд цепляется за отдельные страницы. Вот девушка спешит с покупками домой, в буквальном смысле потеряв голову — она валяется на тротуаре неподалеку. Снимок сопровождается суровым текстом о том, что американская женщина, вместо того чтобы работать в военное время, бездумно тратит время и деньги в модных магазинах. (Подпись, кстати, не переведена на русский. Почему, интересно?) Отповедь выглядит неожиданно в наши дни, когда шопинг называют главным двигателем экономики.
В отдельном отсеке висят снимки, сделанные Бродовичем на оперных и балетных постановках. И здесь он тоже пионер. Сегодня все фотографы, считающие себя эстетами, снимают явления высокой культуры именно так: слегка не в фокусе, фрагментами, так, чтобы на выходе получались абстрактные полотна. Работы Бродовича интересны не сами по себе, а как вектор дальнейшего развития, лабораторный эксперимент. "Гараж" сделал красиво. А хочется уйти с ощущением, что красота — это труд.