"Копировать самое ценное"

Поиск "восьмеркой"

В тот момент, в начале 1992 года, мне казалось, что найти вывезенных в Советский Союз американцев будет сложно, но не слишком. Отправная точка-то была — два пилота. Истребитель вместе с ними похитили во время войны. Если источники "Коммерсанта" не были точны в количестве переправленных в СССР пилотов, то, возможно, и дата не вполне точна. А значит, похищение могло произойти на протяжении всей войны — между 1965 и 1973 годами. Какое-то время их держали в Сарышагане.

Понятно, что это закрытый полигон и ехать туда и пытаться попасть внутрь или подкарауливать у КПП выезжающих жителей городка довольно глупо. Хотя и абсолютно в стиле западной журналистики. Как раз перед этим я отказался вместе с коллегами из "Штерна" дежурить у забора военного госпиталя в ожидании, что во дворе покажется помещенный туда бывший лидер ГДР Эрих Хонеккер. И чуть было не потерял работу. Пришлось объяснять, что единственный способ получить какую-либо эксклюзивную информацию — забронировать места на все рейсы "Аэрофлота", которыми он и его супруга могут улететь к дочери в Чили. И вместо того чтобы мерзнуть под забором, лучше раз в неделю ездить в Шереметьево. На следующей неделе коллеги обнаружили в числе пассажиров Марго Хонеккер и на протяжении всего долгого пути до Сантьяго донимали ее своими вопросами.

В случае с Сарышаганом никакой подобный трюк не придумывался. Прежде всего потому, что было совершенно ясно: американских пилотов там больше нет. За год или два до того на полигоне и в городке побывала американская делегация. И во избежание нежелательного контакта пленников должны были куда-нибудь перевезти. Куда именно — вполне могли знать представители спецмилиции, которая работала в закрытых городках. Спецмилицией руководило 8-е Главное управление МВД СССР, ввиду своей особости даже территориально отделенное от остальных милицейских служб.

По той же причине — особый характер работы — его руководство категорически отказывалось от интервью. И приятели из пресс-службы МВД лишь разводили руками. Оставалось надеяться только на оперов, регулярно сливавших мне разную интересную информацию. Через некоторое время один из них "цинканул", как он выражался, что один его друг, пребывающий ныне в отставке, руководил милицией ПВО вообще и порядком в Сарышагане в частности. "А ты что, не знал, что они делятся по родам войск?" — удивился моему удивлению опер. И дал мне адресок, где коротает дни сыщик запаса.

Не вдаваясь в детали, могу только сказать, что месторасположение и размах бизнеса этого милиционера могли бы поразить и сейчас. А в 1992 году это было просто шоком. Ну да ладно. Но вот об американцах в Сарышагане он говорить не хотел. Я спрашивал его и так и этак, а он все время ускользал от ответа.

— Так американцев там не было? И вообще в СССР тоже? — спросил я, устав от его уверток.

— Я этого не говорил.— Он ухмыльнулся.— Как я могу отрицать то, что подтвердил президент?

Это действительно было так. На пресс-конференции в феврале 1992 года Борис Ельцин пообещал вернуть всех американцев, которые найдутся в России, их семьям.

А отставной "восьмерочник" на прощание кроме невнятного подтверждения моей правоты дал совет: "Бросили бы вы это дело! Там серьезные интересы — хоть и прошлая, но большая политика. Самолеты эти зачем нам были нужны? Чтобы копировать самое ценное. Кто в этом признается? Никто. Тут все завязано — экспорт оружия и все такое прочее. Так что не нарывайтесь. Вопросы впрямую не задавайте. Целее будете".

Черный список

Знаете, чем журналист-расследователь отличается от следователя? Только тем, что никого не может вызвать к себе и заставить признаваться. Во всем остальном — никаких отличий, в том числе и по количеству ведущихся одновременно дел. И никогда невозможно сказать, какое из них удастся завершить первым. Тут все — как карта ляжет. Кроме поиска американцев я занимался еще десятком разных интересных историй. К примеру, особенно занимательным было дело, как бы теперь сказали, "оборотней в рясах".

Один из милиционеров привез мне крайне интересные документы об учреждении некой фирмы. В состав учредителей входили авиазавод, частный банк, несколько физических лиц с криминальным прошлым и видный деятель православной церкви, несший послушание далеко от родных рубежей. К бумагам прилагалась записка с нарисованным женским телом и параметрами 90-60-90 с возможными отклонениями. Агент сообщил оперативнику, что создается канал для переброски девушек в западные публичные дома. Даже если это было наветом, само участие священнослужителя в учреждении фирмы совместно с криминальными авторитетами было достаточно интересным.

Святой отец нашелся в Даниловом монастыре, где у него было новое послушание — распределение гуманитарной помощи для голодающего народа России. Установить, что ему идет десятая часть проходящих через его руки тонн продуктов, было делом техники, да он в беседе этого и не отрицал. Что-то бормотал о собственной пастве, которую нужно окормлять не только пищей духовной. Потом меня удостоил беседой святейший патриарх, который сказал, что все, что делают люди, распределяющие гуманитарную помощь, делается с его благословления и согласия. Конечно, можно было написать хлесткую статью с заголовком "Патриарх благословляет воров", но было понятно, что Алексий II просто не знает, что творится в его хозяйстве.

На одном из этапов этого расследования я снова заехал в МВД. Сидевший в кабинете вместе с моим источником оперативник начал ворчать: "Вот вечно вы, журналисты, понапишете чепухи, а нам потом отдувайся". Оказалось, что американское посольство прислало в министерство письмо с просьбой проверить факты о пленных американцах из статьи в "Коммерсанте". Опер продолжал ворчать: "Ведь все выдумка от первого до последнего слова. И люди такие во Вьетнаме не служили, и в Сарышагане никого не было". Потом, когда мы вышли в коридор, приятель шепнул: "Да он палец о палец не ударил. Разослал запросы, получил отписки. Теперь печатает справку. Начальство ему так посоветовало. А им — военное начальство".

Это можно было считать еще одним косвенным подтверждением правильности первоначальной информации. Но мне опять стало не до американцев. Наклевывалось дело куда интересней. Союз разваливался, и многие серьезные чиновники хотели прихватить обломок повесомей, чтобы обеспечить себя со всем потомством на многие годы. Радетели культуры решили приватизировать хранилища с трофейными ценностями, вывезенными после Победы из Германии. По самым скромным подсчетам на тот момент — на $4 млрд. А затем продать их немцам.

Про эту акцию узнал капитан, с которым мы несколько раз уже работали по схеме "опер — следователь". Он получал информацию у агентов, а я "закреплял", как говорилось на милицейском сленге, ее официальными показаниями — интервью. Так было и на этот раз. Толя приносил факты, а я получал у перепуганных чиновников документы. Итогом нашей работы стала заметка в 50 строк в "Штерне". Сделка была сорвана. Если пересчитать миллиарды на строчки, наверное, это было рекордом. Вот только он оказался довольно печальным. Полковник милиции, который был хорошо знаком практически со всеми, кто дожил и не дожил до звания авторитетного бизнесмена, позвал нас и сказал, что мы попали в черный список. Слишком многим серьезным людям мы перешли дорогу. Он в подробностях описал, что с нами будет дальше.

"Тебя,— он посмотрел на меня,— заставят поголодать. Сначала выгонят с работы тебя. Ты что, не знал, что в деле кое-кто из твоих шефов? Потом без работы оставят жену. Сгинь, сделай так, чтобы о тебе забыли. И тогда хуже не будет. А тебе, Толя, я даже не знаю, как помочь. Зачем ты везде трепался — это я, это я... Спрячься на родине, что ли".

Все произошло так, как сказал полковник. До деталей. Кажется, неделю спустя приезжаю в МВД — попросили сдать аккредитационную карточку, раз я больше не работал в немецком журнале. А в холле висит фотография Толи в черной рамке. Его убили в поезде, когда он ехал к родителям. Я дал слово жене, что никогда больше не буду заниматься современностью, а себе — что никогда не буду работать с напарником. И переключился на поиск потерянных американцев.

Свободного времени было хоть отбавляй. И можно было заняться списком пропавших без вести во Вьетнаме. Кто-то числился в этом списке с пометкой о том, что был возвращен. Или было возвращено после войны его тело. Но у нас были похищены оба пилота. Так что я начал выбирать те экипажи, где неизвестна судьба сразу двоих летчиков. Круг поиска сразу же стал сужаться. Ни одного истребителя F-5В, соответствовавшего этому критерию, как и его учебного варианта T-38, в списке не было. Точно так же не нашлось и ни одного штурмовика A-4. На истребителях F-105 пропало три экипажа, на F-111 — пять, на штурмовиках А-6 — восемнадцать. Хуже всего обстояло дело с F-4 "Фантом" — там критериям поиска соответствовало 78 экипажей. От этого не попляшешь. Нужно было попробовать поискать по-другому. Найти свидетельства того, что какой-то самолет или его части были скопированы у нас. Благо опыт подобных работ в СССР был, без преувеличения, богатейшим.

Копимейкеры

Самым известным примером подобного рода был стратегический бомбардировщик Ту-4 — точная копия американского В-29 "Суперкрепость". В 1944 году три американских бомбардировщика после налета на Токио приземлились на аэродроме во Владивостоке. Как и полагалось, летчиков, чтобы не нарушать договор о ненападении с Японией, интернировали, а вскоре втихую от восточных соседей отправили домой. А вот самолеты вопреки обыкновению возвращать союзникам не стали. У СССР было туго с машинами именно такого класса. И Сталин приказал в точности скопировать и организовать производство B-29. Одну машину разобрали до винтика, на второй летали, а третья стояла в качестве запасного образца.

Летчик-испытатель Герой Советского Союза генерал-лейтенант Степан Микоян, с которым мы часто беседовали в то время, считал, что копирование "Суперкрепости" принесло промышленности много пользы:

"Сталин запретил вносить отсебятину, и, кажется, ничего не изменили, кроме замены пулеметов на наши пушки. Это доставило много хлопот разработчикам и заводам. Если бы не это, наши конструкторы отказались бы от многого такого, что наша промышленность делать не умела. По новизне примененных материалов и бортового оборудования это была настоящая революция в нашей авиационной промышленности".

В подготовке копирования другого американского самолета Степан Анастасович участвовал лично:

"В конце 1951 года нам из Кореи, где шла война, привезли американский истребитель F-86 "Сейбр". Американские летчики в случае, если самолет был подбит, но управлялся, шли всегда в район моря и там, сообщив по радио, катапультировались. Из-за этого нам доставались только обломки сбитых самолетов. А на доставленном нам экземпляре в бою была повреждена катапульта, летчик сел с убранным шасси на песчаный берег моря, и его захватили корейские товарищи. Самолет был почти целый, но не настолько, чтобы на нем можно было летать. Говорили, что Сталин приказал в течение недели его изучить и представить отчет. Бригадой руководил опытный инженер-испытатель Семен Фрадков. В отделе знали, что я занимаюсь английским языком, поэтому меня тоже в нее включили. Потом "Сейбр" передали во вновь созданное конструкторское бюро Павла Осиповича Сухого для "воспроизведения". Его КБ года за два до этого закрыли, и он работал в КБ Туполева. Возможно, что именно для копирования "Сейбра" его бюро и было восстановлено. Но копию так и не сделали, а некоторые технические достижения появились позже на наших самолетах. Ряд конструктивных решений, взятых с "Сейбра", были использованы Сухим при разработке его новых истребителей".

Использование зарубежных образцов, как оказалось, было повсеместным. В архиве ЦК КПСС, где я начал смотреть документы, нашлось письмо завотделом оборонной промышленности ЦК Ивана Сербина:

"В июне 1958 года американский вертолет S-55 фирмы Сикорского, потеряв ориентировку и полностью выработав горючее, сделал вынужденную посадку на территории ГДР в районе города Цвикау. Вертолет имеет значительные повреждения и, по заключению специалистов, восстановлению не подлежит. В настоящее время вертолет перевезен в гор. Плауэн в пехотное офицерское училище. Специалисты ОКБ тт. Миля, Камова и Яковлева, осмотрев на месте вертолет S-55, выявили целый ряд узлов и агрегатов, представляющих значительный интерес для вертолетостроения, как металлические лопасти с сотовым заполнителем и применением клеевых соединений, хвостовой винт с цельнометаллическими лопастями, электрорадиооборудование на полупроводниках и пальчиковых лампах, втулка винта на многорядных шарикоподшипниках, мягкие баки малого веса, гидроусилители малых габаритов, демпфера втулки ротора, редуктор хвостового винта. Наиболее технически и конструктивно интересные узлы и агрегаты бригадой ОКБ демонтированы, подготовлены к отправке, находятся на территории пехотного училища и могут быть отправлены в Советский Союз с Лейпцигского аэродрома. Для более детального изучения в конструкторских бюро тт. Яковлева, Миля и Камова отобранных узлов и агрегатов, снятия чертежей с натуры, характеристик гидроусилителей, параметров лопастей необходимо на 2-3 недели доставить в Советский Союз эти узлы и агрегаты. После изучения все агрегаты в прежнем состоянии будут возвращены из Советского Союза в ГДР. По сообщению советника посольства т. Бобырева, Министерство обороны ГДР не возражает против временной передачи в Советский Союз отобранных частей вертолета S-55. Просим поручить тт. Громыко и Дементьеву договориться с правительством ГДР о временной передаче в Советский Союз для изучения отобранных деталей и узлов вертолета S-55".

И секретариат ЦК КПСС поручил министру иностранных дел и министру авиапромышленности договориться. В других делах встречались истории советского промышленного шпионажа в других областях. Воровали секреты лекарств, медицинского оборудования, химические технологии и даже секреты изготовления мотороллеров. Но о самолете из Вьетнама ничего не находилось.

Пропавшая грамота

Об украденном самолете ничего не знал и Степан Микоян. Он пожал плечами и начал перечислять американские самолеты, которые видел в Союзе:

"В 1975 году к нам привезли F-5E. Он оказался совершенно целым, и его решили испытать, сравнить с нашими истребителями. Но главнокомандующий авиацией Кутахов возражал. Еле удалось уговорить его подписать приказ на проведение испытаний. Я тогда уже сам на истребителях не летал. Испытывали другие. Там произошел казус. Один из пилотов резко затормозил и сжег колеса. Пришлось их снова из Вьетнама заказывать".

Позднее другой летчик, шеф-испытатель КБ Сухого Владимир Сергеевич Ильюшин, рассказывал мне о том же событии:

"F-5 привезли несколько штук, и из всех удалось собрать один летающий экземпляр. А колеса сожгли из-за того, что боялись выпускать тормозной парашют. Для его укладки нужен специальный инструмент. А его-то как раз и не оказалось".

Оба летчика сходились в том, что самолет не представлял большого интереса для отечественной промышленности. Он был хорош главным образом своей экономичностью. Но F-5 уже выпал из искомого списка. А в старых сообщениях ТАСС мне удалось обнаружить информацию о том, что северные вьетнамцы захватили много таких самолетов в 1975 году, когда вошли в южную часть страны и объединили родину. Потом они, если верить ТАСС, даже пытались продавать эти трофейные самолеты Ирану.

Однако оказалось, что это не единственный образец американской авиатехники, попавший в Союз в 70-е годы. Микоян вспомнил, что в Летно-испытательный институт привозили кабину F-111. У него не было катапультируемых кресел — в случае аварии отстреливалась и спускалась на парашюте кабина вместе с пилотами. Ильюшин тоже вспомнил, что видел ее. Кабину могли найти после аварии самолета. Но могли и отделить от украденного. Казалось, поиск завершен.

Но Ильюшин рассказал, что в СССР привозили еще F-4. Правда, он был в нелетном состоянии. А потом специалист по электронной начинке самолетов рассказал, что лично собирал и настраивал один из блоков штурмовика А-6. Причем блок явно был не со сбитого самолета. Практически в то же самое время в библиотеке я наткнулся на воспоминания советского ветерана вьетнамской войны подполковника Сергея Бекетова:

"Американцев лично видеть не пришлось. А их технику — руками трогал. Однажды осматривал сбитый палубный штурмовик А-6 "Интрудер". Он упал в болото недалеко от дивизиона, в котором я в тот момент находился. Куда подевались его пилоты — на штурмовике их два,— не знаю. Весь фонарь был в крови..."

Специалисты по авиаоборудованию утверждали, что А-6 был интересен потому, что имел уникальное оборудование для полетов ночью. Но и сравнительно немолодой F-105 интересовал их не меньше. Это был просто замкнутый круг. Как было четыре самолета в списке, так и осталось.

И вдруг оказалось, что в архиве ЦК рассекречивают несколько десятков документов о вьетнамской войне. Не буду рассказывать как, но мне удалось первому получить к ним доступ. Материалы были достаточно интересны, там, к примеру, говорилось о том, что мы даем Вьетнаму 90% оружия и всего необходимого, а 90% влияния имеют китайцы. Но к моему расследованию имел отношение только один документ — "Справка о работе спецгруппы советских специалистов по изучению американской военной техники".

Пухлую папку мне выдали перед самым концом работы архива. И не оставалось ничего другого, как после беглого просмотра положить ее в закрепленную за мной ячейку в хранилище. Утром папки на месте не оказалось. "Эти документы больше не выдаются исследователям",— объявил мне директор архива. Собственно, на этом расследование можно было бы считать безуспешно завершенным. Если бы я заранее, еще до получения папки, не заказал копию именно этого документа. Его содержание того стоило.

Евгений Жирнов