Осень арабской весны

Федор Лукьянов подводит итоги арабских революций и рассуждает, как они коснулись России

К осени 2011 года "арабская весна" достигла важного рубежа. Каковы предварительные итоги политических перемен?

Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" — для "Огонька"

Смена режима и смерть бывшего диктатора в Ливии. Свободные выборы в Тунисе. Напряженность, прежде всего межрелигиозная, в Египте. В Йемене и Сирии, еще двух странах, охваченных беспорядками, ситуация заморозилась — ни туда, ни сюда. Остальной арабско-ближневосточный мир, пережив волнения в первые месяцы уходящего года, пока успокоился. Чего ждать дальше?

Сколь неожиданной ни была сама прокатившаяся по региону волна, дальнейшее развитие оказалось предсказуемым: каждое государство следует своей прогнозируемой траекторией. Ожесточение и варварские проявления в Ливии (речь даже не столько об убийстве Каддафи, сколько об отвратительной вакханалии, которую новые власти устроили с его трупом) вполне соответствуют имевшимся ранее представлениям об уровне общественно-политической культуры в этой стране. Отчасти из-за более чем сорокалетнего правления вождя Джамахирии, отчасти по причине периферийности самой Ливии. Неудивительно и то, что в риторике новых властей зазвучали исламские ноты. Другой идеи там нет и взяться ей неоткуда, зато религиозные силы, которые жестоко подавлял Каддафи, рассчитывают на реванш.

Следующий предсказуемый этап — распад коалиции, целью которой было свержение режима. Теперь каждый за себя, поскольку предстоит заняться главным — дележом власти и ресурсов. А в такой сложносоставной стране, как Ливия, это легко перерастает в территориально-племенную рознь.

Тунис, в свою очередь, подтвердил репутацию наиболее европеизированной страны региона — выборы прошли свободно и принесли также вполне предсказуемый результат: победили умеренные исламисты. Образцом себе они избрали Турцию — но не кемалистскую, которая долго считалась едва ли не эталоном мусульманской модернизации, а современную, которую строит Реджеп Тайип Эрдоган. Что это означает на практике, пока никто не знает, но, глядя на ту же Турцию, понятно: столь однозначно ориентированным на Запад, как прежде, новый Тунис не будет.

Что касается Египта, то власть здесь по-прежнему принадлежит военным. Именно они, по сути, свергли Хосни Мубарака, руководствуясь в первую очередь чувством самосохранения, они же и регулируют политический процесс. При этом дело не в том, что генералы стремятся восстановить диктатуру, просто армейская элита понимает: выход ситуации из-под контроля чреват хаосом. Выборы провести придется, растревоженное египетское общество не примет других вариантов. Исламисты, безусловно, добьются успеха и там, хотя масштаб этого успеха пока неясен. Более исламизированный Египет способен оказать значительное влияние на всю региональную политику, собственно, курс меняется уже сейчас. Словом, власти не могут игнорировать настроения улицы — в массе весьма антиамериканской и антиизраильской.

Ситуация в Сирии стратегически не прояснена, но ее текущая фаза понятна. Когда режим оказывается достаточно крепким и уверенным в себе, чтобы дать сдачи, революционного пафоса недостаточно. Собственно, в Ливии все давно бы уже закончилось в пользу Каддафи, если бы в войну против него не вступило НАТО. В Сирии такой сценарий маловероятен — и страна куда серьезнее, и армия мощнее, а альянс и Джамахирию-то одолел едва ли не на пределе напряжения всех своих европейских сил. Правда, в более длительной перспективе судьба алавитского режима Башара Асада (то есть власти меньшинства) радужной не выглядит — международная поддержка у него шаткая, а арабские соседи-сунниты скорее симпатизируют оппозиции.

Йемен, наконец, являет собой крайне интересный случай. Беспорядки там начались одновременно с тунисскими и египетскими. Но президент Салех ухитряется уже почти год морочить всем голову, не уходя от власти. Салеха неоднократно хоронили в политическом и даже в буквальном смысле (после покушения), однако до сих пор его маневрирование приносит плоды. Секрет прост — Йемен слишком значим для Саудовской Аравии (он делит с ней Аравийский полуостров), неконтролируемое развитие событий там грозит перетеканием нестабильности в нефтяное королевство. Поэтому Эр-Рияд колеблется, не настаивая жестко на уходе йеменского руководителя, но и не помогая подавить беспорядки, как это было сделано в начале года на Бахрейне. Решительность в последнем случае объяснима. В Манаме (столица Бахрейна) правит суннитское меньшинство, против которого выступили шиитские массы, и это саудиты расценили как проникновение в их подбрюшье заклятого врага — Ирана. Ситуация, кстати, зеркальная Сирии.

Вообще, одним из примечательных итогов "арабского пробуждения" стал тот факт, что монархии Персидского залива отделались легким испугом и избежали распространения нестабильности у себя. Иными словами, как раз в самых консервативных странах никакого обновления не произошло. Это стоило правительствам вбрасывания немалых денег в социальную сферу, что во многом поставило крест на планах модернизации и финансового оздоровления, которые разрабатывались в последние годы в Саудовской Аравии, Кувейте, Эмиратах, Катаре. Однако в политическом смысле Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива превратился в наиболее могущественную региональную структуру, слово которой весит, пожалуй, не меньше, чем Лиги арабских государств.

Если же попытаться осмыслить "арабскую весну" в глобальном плане, налицо начало длительного и, видимо, глубокого процесса переустройства всего Ближнего Востока. До 2011 года этот регион пребывал в статичном состоянии, его институциональный дизайн не менялся чуть ли не с деколонизации. Его практически обошли и бури конца ХХ века, которые преобразили политическое устройство по всему миру. Как ни странно, даже войны и потрясения, связанные с Ираком, эскалация вокруг палестинского вопроса не изменили сущность регионального порядка, хотя и начали его расшатывать. И вот теперь политическое обновление докатилось и сюда.

Инерцию покоя было трудно преодолеть, но теперь, когда Ближний Восток пришел в движение, остановить его практически невозможно. Внешнее вмешательство будет продолжаться, регион слишком важен по многим параметрам для того, чтобы его предоставили самому себе. Однако эффект от этого участия со стороны предсказать попросту невозможно — действует закон непреднамеренных последствий. Ливия, судя по всему, станет наиболее ярким его проявлением, и когда французские и итальянские компании смогут начать извлекать выгоду из своих "трофеев", вопрос открытый.

"Арабская весна" стала вехой и для России. И дело не только в непривычном голосовании в СБ ООН по Ливии, когда Москва впервые решила не препятствовать силовому вмешательству в дела суверенного государства. В целом события на Ближнем Востоке катализируют процесс, который идет и без того — Россия трансформируется из глобальной в региональную державу. Это не моментальный процесс, однако вектор наметился уже пару лет назад. Москва постепенно формулирует свои непосредственные первоочередные приоритеты, и они концентрируются на сопредельных территориях — от Европы до Дальнего Востока. Присутствие на Ближнем Востоке основывалось преимущественно на советском наследии, однако теперь режимы, сохранившиеся с той поры, уходят. Новые едва ли будут позитивно настроены к России, впрочем, и их прозападность под большим сомнением. Москва, конечно, продолжит попытки заявлять о себе, да и коммерческие интересы как-то надо спасать, но в целом она уходит с Ближнего Востока, сосредоточиваясь на Евразии. И это, пожалуй, отход от последнего (кроме ядерного паритета с США) внешнеполитического компонента, напрямую связанного со сверхдержавным прошлым.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...