Выбор именно "Руслана и Людмилы" Глинки для инаугурации исторической сцены Большого напросился как-то сам собой — ничего более очевидного не придумаешь. Во-первых, потому, что есть занятные биографические переклички. Альберт Кавос, построивший после пожара 1853 года тот Большой театр, который мы знаем, был сыном Катарино Кавоса, итальянского композитора и дирижера, дослужившегося в России до главного капельмейстера императорских театров. Кавос-старший, между прочим, написал в 1815 году оперу "Иван Сусанин". А двадцать с лишним лет спустя, просмотрев партитуру оперы Глинки, восхитился и проявил редкое великодушие: не только допустил глинкинского "Сусанина" на императорскую сцену, но и насовсем убрал из репертуара "Сусанина" своего. С одним его сыном, Иваном Катариновичем, Глинка приятельствовал; возможно, общался и с другим сыном, архитектором, хотя в любом случае это было до открытия нового Большого — в 1856 году Глинка уже уехал в Германию.
Но главная очевидность в другом. Нынешняя реконструкция театра затянулась, успела породить немало скандалов и вообще по главной сцене Большого все очень соскучились. Понятно, что в этих обстоятельствах жизнь обновленной сцены должна начинаться каким-то особо ярким и мажорным аккордом. Театры с большим прошлым, тоже закрывавшиеся на долгую реконструкцию, по-разному решали такой вопрос. Скажем, театр "Ла Скала", вновь открывшийся в 2004 году, выбрал для этого случая оперу Антонио Сальери "Узнанная Европа" — потому что в 1778 году именно с ее постановки началась история "Ла Скала". Но для Большого, хоть он и почти ровесник своего миланского собрата, следовать такому рецепту затруднительно. Во-первых, какую точку отсчета выбрать? Самой-самой первой постановкой Большого была комическая опера некоего композитора Зорина "Перерождение", составленная из русских песен. Название, положим, по сегодняшним условиям звучало бы вполне уместно, национальный колорит тоже пришелся бы кстати, но в остальном довольно экзотичная затея, тем более что ничего от этого "Перерождения", небось, и не сохранилось. В 1825 году новое здание Большого, построенное Осипом Бове, открывалось "Торжеством муз" Александра Алябьева и Алексея Верстовского. Но это была не опера, а небольшой аллегорический пролог. Вдобавок там музы и Аполлон восхищались тем, как сгоревший было некий "храм муз" чудесным образом воздвигся заново — а Большой в последние годы уж что-что, но гореть не горел. Вот на открытии здания Кавоса в 1856-м наконец-то исполняли серьезную, большую и вполне знаменитую оперу. Но то были "Пуритане" Беллини. А теперь открывать главную национальную сцену итальянской оперой было бы не очень вежливо (не говоря уже о том, что браться за музыку итальянского бельканто Большой вообще пока еще остерегается).
То есть оставалось просто взять какой-нибудь уважаемый русский оперный хит. Но опять-таки — аккорд нужен мажорный, жизнеутверждающий, а вы попробуйте вспомнить великую и притом достаточно хорошо известную всем и каждому русскую оперу XIX или хотя бы начала XX века, которая бы заканчивалась хеппи-эндом. Ничего более подходящего по масштабу и весомости, чем "Руслан и Людмила", не вспомните. Тем более что этой вещи добавляют приличествующую случаю статусность дополнительные обстоятельства — тут и "наше все" в качестве литературной первоосновы, и общепризнанная роль Глинки как отца русской музыки.
В музыкальной части этой постановки, которой заведует наконец-то дебютирующий в Большом маэстро Владимир Юровский, есть сюрпризы. Так, в роли Наины на премьере выйдет на сцену Елена Образцова. А альтовую партию Ратмира в обоих составах чуть ли не впервые в исполнительской практике поручили не певицам-травести, а певцам-контратенорам (Артем Крутько и Владимир Магомадов). И Финна, и Баяна будет петь один певец, причем иностранец — американский тенор Чарльз Уоркман. И это не единственный иностранный артист. Премьерной Гориславой будет болгарка Александрина Пендачанска, весьма востребованное сейчас на Западе драматическое сопрано (во втором составе ее сменит отечественная знаменитость — любимица Теодора Курентзиса Вероника Джиоева), а Фарлафа споет литовский бас Алмас Швилпа (в очередь с мариинским солистом Алексеем Тановицким). Людмилу, одну из красивейших, но и труднейших партий для колоратурного сопрано в корпусе отечественного оперного наследия (с этой партией когда-то блистала в Мариинском театре совсем еще молоденькая Анна Нетребко), будут петь победительница прошлого конкурса Чайковского Альбина Шагимуратова и недавняя выпускница Молодежной программы Большого Ульяна Алексюк. А Руслана — видный солист Мариинки Михаил Петренко, делающий сейчас козырную международную карьеру, и перспективный "геликоновец" Алексей Тихомиров.
Сам Владимир Юровский видит в Глинке чуть ли не родоначальника музыкального постмодернизма, успешно аккумулировавшего все композиторские достижения от Глюка до Берлиоза. А в "Руслане и Людмиле" — наш русский ответ не только итальянскому бельканто, но и столь популярному когда-то жанру волшебной оперы, образцами которого в глинкинские времена считались и "Оберон" Вебера, и "Волшебная флейта" Моцарта. В этом с дирижером наверняка согласен и Дмитрий Черняков, увидевший в самом сюжете оперы в каком-то смысле парафраз "Волшебной флейты" — герой и героиня проходят своего рода квест, счастливо выдерживают все испытания, а потом их воссоединение украшает победу сил добра. Впрочем, все магическое, как слишком очевидный "бог из машины", в постановке отходит на второй план, а в первую очередь режиссера, как и всегда, интересует точная психологическая достоверность коллизий. Явно сказочно-волшебные сцены — общение Руслана с Головой (за которую у Глинки поет мужской хор) или феерия в садах Черномора — конечно, остались на своих местах, но приготовлены для них весьма интригующие постановочные решения.
А еще эта постановка, видимо, должна заградить уста тем, кто негодует на Дмитрия Чернякова за полное отсутствие в его постановках русских опер традиционного национального колорита. В "Руслане и Людмиле" этого колорита будет предостаточно — на декорациях будут красоваться "древнерусские" барельефы в стиле Дмитровского собора во Владимире, артистки будут появляться в кокошниках, а мужчины — в пышных кафтанах, хотя пользуется всем этим "стиль рюс" режиссер отнюдь не без иронии.
Большой театр, Основная сцена, 2 и 3 ноября (19.00)