Спектакль с правом переписки

Премьера театр

Московский театр имени Пушкина показал первую премьеру сезона: к грядущему юбилею Веры Алентовой ее дочь Юлия Меньшова поставила — под слегка измененным названием — уже известную московской публике пьесу американского драматурга Альберта Гурнея "Любовные письма". К жене и дочери присоединился и Владимир Меньшов. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Пьеса американца Альберта Гурнея "Любовные письма" ("Love letters") появилась на московских афишах больше десяти лет назад, тогда ее в Театре Олега Табакова под руководством режиссера Евгения Каменьковича сыграли Ольга Яковлева и сам Олег Табаков. Удивляться, впрочем, следует как раз не тому, что пьесу Гурнея опять поставили, а тому, что про нее так долго никто не вспоминал: "Любовные письма" — беспроигрышный материал для бенефиса двух немолодых знаменитостей.

Он и она, Энди и Мелисса, пишут друг другу письма на протяжении всей жизни. Мальчик и девочка встретились еще в детстве, решили обмениваться письмами — и следовали этой привычке несколько десятилетий. Конечно, они любят друг друга, но слов о любви в пьесе не так много. "Любовные письма" — изящно сочиненная история несовпадений, конспект двух судеб, которым не дано было соединиться. Настоящий роман героев, короткий и тайный, случившийся уже в очень зрелые годы, привел только к разочарованию. Вся жизнь укладывается в полтора часа сценического времени, и краткость земного бытия — одна из безусловных тем Гурнея: год, прошедший между двумя поздравлениями с Рождеством, занимает всего лишь секундную паузу между посланиями. Самих событий на сцене нет, они спрятаны между торопливо написанными строчками: "Иду кататься на лыжах" — "Очень жаль, что ты сломала ногу".

Десять лет назад Яковлева и Табаков играли эту историю на почти пустой сцене. Каждому была отведено строго по половине игрового пространства, но если актриса еще совершала какие-то движения, то Табаков весь спектакль не вставал из-за стола. Это был прежде всего диалог голосов, и актеры смотрели на своих героев как умудренные опытом люди. Если те "Любовные письма" были элегической мелодрамой, то Юлия Меньшова решила сделать мелодраму эксцентрическую. Поэтому здесь Энди и Мелисса и в пенсионные свои годы словно сохраняют непосредственность мальчишки и девчонки из первого эпизода, в котором она стоит в кукольной позе и наивно смотрит в никуда, а он готовится запустить в небо игрушечный самолетик.

Может быть, еще и поэтому пьеса смотрится свежо. Но не только поэтому: в спектакле "Табакерки" были не только другие интонации, но и другие слова. Теперь герои, прежде всего Мелисса, не стесняются в выражениях ("Иди ты..." — злится он. "Может быть, на твой?" — парирует она), гораздо более откровенно говорят о сексе — и можно не сомневаться, что в американском оригинале именно так и есть. Вернулись в "Любовные письма" и фрагменты, связанные к политической карьерой Энди — ведь "правильный мальчик" в конце концов стал сенатором. В то время как Мелисса, не отличавшаяся строгостью нравов в юности, стала художницей, но ее карьера явно не задалась. Для американской пьесы эти модели поведения, эти способы выстраивания своей биографии, конечно, важны — и в новой версии они не просто озвучены, но и явлены взору.

Биографию персонажей можно было бы проследить по "говорящим" костюмам Виктории Севрюковой. Постарался и художник Тимофей Рябушинский: сцена обрамлена аркой из белых стеллажей, заполненных вещами, среди которых прошла жизнь. А за спинами героев трескается и во время действия рывками раздвигается белая кирпичная стена — за ней открывается вид на осенний сад и темная пропасть, в которую потом уходит окончившая жизнь в психушке Мелисса. Вообще, в спектакле немало жанровых банальностей вроде листопада писем с колосников да развевающегося на ветру белого шарфа в руках одинокой героини. Или здесь следует видеть иронию?

Режиссер Юлия Меньшова в своем первом спектакле совершила ошибку, характерную для дебютантки — но дебютантке же и простительную: она все время напоминает о своем существовании, словно боится, что кто-то строго спросит: а где же современная режиссура? Вот Меньшова и не дает покоя своим родителям, заставляя их все время двигаться и танцевать, приходить-уходить, переодеваться, играть со стульями и прочим реквизитом. Вере Алентовой в первой половине спектакля это просто мешает, как говорится, создавать образ. Впрочем, к финалу все встает на свои места, и когда Владимир Меньшов остается на сцене один, чтобы прочитать письмо, которое сенатор Энди пишет матери Мелиссы уже после смерти ее дочери, в зале отчетливо слышны дамские всхлипы. Да и у мужчин, кажется, задерживается дыхание — так ставь эту пьесу или эдак, но ведь действительно все умрем, а счастье призрачно и мимолетно.