2011-й обернулся для Чечилии Бартоли очередным "annus mirabilis", "годом чудес": примадонна получила пост художественного руководителя зальцбургского Pfingstfestspiele (весеннего "филиала" основного летнего фестиваля), несколько необычную почесть для оперной певицы — во всяком случае, для певицы действующей, актуальной оперной звезды, а этот статус тоже получил очередное подтверждение. Премия Grammy 2011 в номинации "Лучший классический вокальный альбом" наконец-то досталась ее работе — диску "Sacrificium", программу которого она до сих пор продолжает представлять по всему земному шару. И, собственно, ее московский концерт — одно из финальных событий этого долгого турне.
Было некогда такое время, когда Анны Нетребко еще не было на мировом оперном горизонте, а вот Чечилия Бартоли уже была, причем именно что в качестве общеизвестной дивы, знакомой самой массовой и не всегда специально опероманской аудитории. Сниматься в рекламных роликах ей для этого не понадобилось, петь дуэты с королями попа — тоже. Хотя, разумеется, рекламно-гламурным ореолом продюсеры старались и стараются окружать ее до сих пор. С афиш ее концертов и с обложек ее дисков богиней глядит величавая раскрасавица, не совсем похожая на настоящую Бартоли, коренастую, невысокую римлянку с эффектным носом и быстрыми веселыми глазищами.
Но все-таки со стереотипом необъятной, чванной и стервозной примадонны именно она (которую еще Караян приметил и, в гроб сходя, благословил) начала борьбу одной из первых. Конечно, тут не обошлось без шармерства, но это шармерство высокой пробы: она всегда знала очень верную меру сценической непосредственности, и по сей день реагирует на овации стонущих от восторга зрительских залов с трогательной натуральной радостью, будто юная дебютантка. Да и в разговоре один на один даже с журналистами (поди посчитай, сколько их мелькает перед ней) тоже умеет без всякой фанаберии держаться так, словно именно в этой беседе вдруг обнаружилось для нее нечто поистине занимательное.
И все же прославила ее не манера держаться и не ее темперамент. И даже не сам по себе ее голос — колоратурное меццо с огромным диапазоном, позволяющим ей браться и за сопрановые партии, и с невероятной техникой (хотя во многом это с ее подачи в недавние годы возник настоящий бум колоратурных меццо, считавшихся когда-то ультраредким голосом). Она знаменита еще и своим исследовательским пылом, страстным желанием разыскивать все новые архивные раритеты — и делать так, чтобы ее энтузиазмом прониклись все, чтобы эти находки выглядели не скучной научной радостью, а наливались живой и бурлящей кровью, волновали, восхищали, удивляли.
Ей это удается в каждом альбоме, даже если отцедить рекламную шумиху: благодаря ей многомиллионная аудитория открыла для себя, что Вивальди был автором не только "Времен года", но и отличных оперных арий, что Глюк еще до "Орфея и Эвридики" написал уйму прекрасной музыки, что Сальери был не занудой-маньяком, а композитором большого и симпатичного дарования.
И тут понятно, что, занимаясь оперным XVIII веком, она не могла не оказаться на территории музыки для певцов-кастратов, от которых тогда ждали именно тех чудес, которыми знаменита она: и большого диапазона, и необычного тембра, и длиннющего дыхания, и акробатических колоратур. В принципе, ей очень важно исполнять старую музыку не как некий вневременной шедевр, а именно как произведение своего времени — и это обстоятельство всегда получает даже несколько утрированную иллюстрацию в виде того, что певица пытается себя отождествить с теми, старинными исполнителями этой музыки. Как было, например, в случае ее белькантового диска, посвященного легендарной примадонне Марии Малибран (сестре Полины Виардо), для обложки которого она позировала в образе своей коллеги XIX столетия. В случае с альбомом "Sacrificium", который посвящен как раз кастратам, эта манера приводит к дизайнерским решениям за гранью хорошего вкуса — буклет изобилует изображениями искалеченных античных мужских статуй, к которым в фотошопе приклеена голова Бартоли. В раскрутке альбома тоже хватало китча. Немало концертов с этой программой Бартоли пела в безумных нарядах в духе фильма Жерара Корбьо "Фаринелли" (не исключено, что и в Москву привезет что-нибудь такое же), а промоматериалы пестрели скабрезно-жареными подробностями. Мол, каждый год в Италии XVIII века кастрировали несколько тысяч мальчиков, рассчитывая, что это жертвоприношение (отсюда и название диска) поможет им пробиться в оперные звезды; и те, кто пробились, вы только подумайте, иногда с женщинами были очень даже того, это самое.
Но при всем том это правда драгоценное открытие — почти все арии с этого альбома Бартоли исполняет впервые с XVIII столетия, и исполняет на совесть: хотели чудес — так получите. Сам альбом "Sacrificium" был уже вторым по счету опытом сотрудничества певицы с оркестром Giardino Armonico, флагманом итальянского аутентизма. Но в Москву Бартоли приезжает вместе с La Scintilla — ориентированным на барочный репертуар ансамблем Цюрихской оперы, у которого, судя по записям, играть эту музыку получается ничуть не хуже, чем у более знаменитых коллег.
Большой зал консерватории, 26 октября, 19.00