В "Шоколадном цехе" "Красного Октября" открывается выставка классика течения arte povera Янниса Кунеллиса. Итальянский ветеран — еще один специальный гость Московской биеннале, третий после Семена Файбисовича и Уильяма Кентриджа. Но на выставку Кунеллиса стоит посмотреть не только как на представление специального гостя, а и в контексте еще одного биеннального проекта — "Современное итальянское искусство середины ХХ века" в МДФ.
Занимающие центральное место в Доме фотографии спациалисты во главе с Лучо Фонтана посвящали свою деятельность тому, чтобы доказать: искусство — это не про то, чтобы рисовать (мысль после дада вроде бы ясная, но для Италии рубежа 1950-х и 60-х далеко не очевидная). Представители arte povera, их прямые последователи, будто бы дополняли: "Вы даже не представляете себе, в какой степени не про то". И реплика Кунеллиса была в этом разговоре одной из самых радикальных.
Кунеллис, греческий юноша родом из афинского пригорода, приехал в Рим в конце 1950-х. Там как раз начинался новый авангардистский расцвет. Первая выставка (на площадке с симпатичным названием "Галерея черепахи") у художника прошла, когда он еще учился в римской Академии изящных искусств. Там были вполне типичные для послевоенного авангарда абстрактные полотна, на которые художник понатыкал буковки, циферки и ничего не означающие печатные значки — называлось это "Алфавит Кунеллиса". Во время открытия художник и правда читал, точнее выпевал все написанное на холстах.
Это любовное внимание ко всякому мусору — очень важная черта Кунеллиса. Тут речь о мусоре типографском, чуть позже оно переходит на вещи: железки, тряпки, неказистую мебель. В 1967 году критик Джермано Челант придумывает для того, чем занимается Кунеллис, а также Микеланджело Пистолетто, Марио Мерц и еще несколько художников, термин "arte povera" - "бедное искусство".
Arte povera было течением отчетливо критическим — хоть и очень на романтический лад. Оно все — про красоту некрасивых вещей, не "когда б вы знали, из какого сора", а "смотрите, вот из такого, очень хорошего сора". Но важнее, пожалуй, стремление художников максимально расшатать границу между искусством и жизнью. Не в смысле жизнетворчества, которым увлекались их дедушки-футуристы, а в смысле буквальной невозможности различить — это просто старый диван или новое произведение "бедного искусства".
Кунеллис тут пошел дальше других. Начав с органических элементов — клоков волос, кусков мяса, художник чуть позже стал включать в свои работы живых существ: птичек, крыс, аквариумных рыбок. Самое известное предприятие такого рода имело место в 1969 году: Кунеллис выставил в одной из римских галерей одиннадцать живых лошадей. Что это такое: реди-мейд, в котором источником апроприации становится не культура или быт, а сама природа, или перформанс без людей — сказать и сейчас сложно. Впрочем, тот же вопрос можно задать и про те работы Кунеллиса, где люди присутствуют. Одна из них — к ноге девушки привязан опасно горящий факел, другая — скрипачка играет Баха на фоне работы Кунеллиса.... Границу с жизнью тут установить невозможно (о чем представители arte povera и мечтали). Сам Кунеллис описывает свое искусство как театр, а работы — как одноактные философские пьесы.
Эта театральность ощущается и в его больших инсталляциях, отчетливо декоративных — напоминающих декорации к некоторому действу, которое вот-вот должно случиться. Выставка на "Красном Октябре" представляет одну из них — под названием "ST" (что значит "senza titolo", "без названия"). Тут любимые художником предметы: старые пальто, поломанные музыкальные инструменты, не ведущие никуда рельсы — как обычно, вот-вот готовые воспрянуть к какой-то новой жизни.
"Красный Октябрь", с 27 октября по 24 ноября