Прощение славянке
Лиза Биргер о романе Дубравки Угрешич "Снесла Баба Яга яичко"
Статьи о Дубравке Угрешич непременно начинаются с сообщения о ее статусе изгнанницы — в 1993 писательницу буквально выпихнули из родной Хорватии за чрезмерно активные выступления против растущего хорватского национализма. Сегодня она все так же живет за границей, а писать продолжает по-хорватски, и ее, без всяких сомнений, можно считать выдающимся современным хорватским автором. В 1970-х она училась в Москве, позже переводила русских авторов 20-х годов прошлого века — Вагинова, Добычина, Хармса, Ремизова, так что мы можем угадать в ней наследника и нашей авангардной литературной традиции.
Главная тема Угрешич — собственно литература, стремительно теряющая свой сакральный статус. Об этом и ее переведенные на русский роман "Форсирование романа-реки" и эссе "Читать не надо!". Но сама Угрешич пишет так, как будто литература своих позиций никогда не теряла — ставит названием книги цитату из Ремизова, мешает пронзительную автобиографическую историю с фантасмагорической, снова цитирует, играет с традицией — в общем, всячески вынуждает читателя не лениться, а читать.
Роман "Снесла Баба Яга яичко" вышел в 2008 году в серии "Мифы" издательства Canongate. Для этой, существующей с 2005 года серии кто только не писал: в ней значатся и скучная "Пенелопиада" Маргарет Этвуд, и скандальный "Добрый человек Иисус и негодник Христос" Филиппа Пульмана, и обстоятельная "Краткая история мифа" Карен Армстронг, и неудачный "Шлем ужаса" Виктора Пелевина. В отличие от большинства этих книг, роман Угрешич не сводится к простому переписыванию школьного мифа. И вместо одной книги она сочиняет целых три, представляющих собой три части этого романа. Первая рассказывает об отношениях героини со стареющей матерью. Вторая — фантасмагория о поездке трех хорватских старух на дорогой чешский курорт. И в третьей героиня первой главы романа, дотошная болгарская студентка-фольклористка с анаграммическим именем Аба Багай, вооружившись Проппом и Афанасьевым, объясняет, о чем, собственно, речь.
А речь — о женщинах. Несмотря на то, что главными героинями становятся старухи, каждая из которых носит свои мелкие приметы бабкоежкости (как поясняет финальный доклад Абы Багай, традиционные приметы Бабы Яги можно обнаружить у всякой женщины за сорок). В первой части центральной фигурой становится мать: с париком, ходунком, вставной челюстью, бесцеремонностью, паническим страхом перед смертью и маниакальной страстью к уборке. В ее старушечьих выходках автору видятся "сигналы какой-то глубокой боли, тлевшей в ней годами, постоянно присутствующего ощущения, что ее никто не замечает, что она как будто стала невидимой". Пупа, Бебе и Кукла из второй части уже больше напоминают традиционных ведьм: одна отправляет на тот свет американского миллиардера, другая внезапно становится бабушкой маленькой китаянки, третья помирает и отправляется домой в гробу из деревянного яйца. И все три опекают одного боснийского Ивана Царевича. Но и к ним прорывается авторское сочувствие, и, как в сказке, старческие тела снова становятся молодыми, и за все, недополученное в жизни, приходит волшебное вознаграждение. И надоедливая тихоня-фольклористка Аба Багай в конце своего эссе вдруг обнаруживает у сказочной Бабы Яги "меч под подушкой": "я уверена, что где-то подводят баланс, что где-то все учитывается, что где-то есть устрашающе огромная книга жалоб и что платить по счетам придется всем. Давайте представим себе, что женщины (та часть человечества, которой можно пренебрегать, не так ли?), все эти Бабы Яги (а почему бы нам так их не назвать?), достанут у себя из-под подушек мечи и отправятся взыскивать по счетам?!"
Во всем этом списке Баб Яг не должна быть забыта и сама Угрешич, которую в 1993 году выставляли из страны как "ведьму, плетущую заговор против Хорватии". Себя она из рассказа изымает и до последнего отказывается превращать роман в феминистский манифест, доверяя финальный пламенный монолог о грядущем женском восстании одной из своих героинь. Миф приближается к повседневности, и в обществе, боящемся старости и презирающем женщин, каждая вторая баба оказывается Ягой. Так из сказки Дубравка Угрешич выстраивает коллективный женский портрет. Портрет, кстати, со славянскими чертами — тут сомнений нет.
М.: Эксмо, 2011