Кошмар с двойным дном

Последняя роль Збигнева Цибульского: именно на съемках "Преступника", 6 января 1967 года 39-летний символ "польской школы" сорвался с подножки поезда на Вроцлавском вокзале. И, пожалуй что, последний фильм "польской военной школы", точнее говоря, той ее "черной" линии, которая повествовала не столько о войне с нацистами, сколько о братоубийственной войне между разными течениями польского Сопротивления. Эту линию открыл в 1956 году фильм Ежи Кавалеровича "Тень" по сценарию Александра Сцибор-Рыльского. Символично, что завершил ее шедевр того же Сцибор-Рыльского, обратившегося с тех пор к режиссуре. Фильмы о братоубийстве — прежде всего, "Пепел и алмаз" (1958) Анджея Вайды — часто напоминали сюрреалистический сон. "Преступник" — сон концентрированный. Освобождение родного города от оккупантов становится для поручика Лотара (Тадеуш Шмидт) и его парней с характерными партизанскими кличками Серый или Тарзан не концом кошмара, а — без паузы, без передышки — началом нового. Здание гестапо, которое они занимают после бегства немцев,— ловушкой. Коридоры из ниоткуда в никуда, руины и тупики, лестницы и люки. Из пустоты этого лабиринта приходит смерть. Сначала — к интеллигентному, немолодому Магистру (Януш Хелмицкий), рухнувшему с пробитой головой над папками со списками гестаповских агентов. Потом — по очереди — к боевикам Лотара. Кто-то бежит в темноте, кто-то стонет за стеной, кто-то стреляет, но, конечно, мимо. Кто, в кого, куда — не понять. Герои стреляют уже от страха, наугад: прошьют очередью из трофейного шмайсера дверь, в которую должен постучать убийца, а за дверью обнаружится безобидная старушка. Стертые кем-то надписи на стенах расстрельных камер, фотография давно погибшей девочки с трогательной надписью "папуле" в кармане кем-то брошенного кожаного плаща, маски, под которыми не различить лица санитаров, вывозящих из здания трупы. Следуя завету Гилберта Кита Честертона, песчинку здесь прячут на морском берегу, то есть: труп под горой трупов. Вроде бы на стороне героев — вся сила новой, народной власти. Но Лотар и его товарищи окружены аурой беззащитного одиночества. Помочь Лотару может лишь материализовавшийся призрак — одинокий мститель Климчук (Йозеф Нальберчак), как маньяк, коллекционирующий в своем разрушенном логовище каски убитых им немецких солдат: на каждую из них — маньяк, маньяк, никаких сомнений — заботливо нанесена дата расправы. Никто не помогает им, когда приходится вступить в бой с бандой упырей, лелеющих в руинах скопленные за время оккупации мешки с золотом и валютой, планирующих послевоенный шантаж предателей. Апофеоза бред достигает, когда, казалось бы, брезжит хоть какой-то луч света в удушливой ночи, когда героям кажется, что они разоблачили призрака-убийцу. Но призраков оказывается слишком много, как убийц — в "Убийстве в Восточном экспрессе" Агаты Кристи. У всех — свои тайны, у всех — двойное дно. И символом этой призрачности, двойственности, оборотничества кажется та роль, которую сыграл здесь Цибульский, романтический Мацек из "Пепла и алмаза", нервный, обреченный красавец. Неужели это он — скользкая и невозмутимая перед лицом смерти гадина Радецкий: старорежимный шик, котелок и зонтик, издевательская вежливость, с которой он требует именовать его "паном Радецким". Невольно заподозришь что-то мистическое в том, что погиб актер именно тогда, когда сыграл эту роль.

"Morderca zostawia slad", 1967 год