Исполнилось триста лет со дня рождения английского художника Вильяма Хогарта, и по этому случаю в Лондоне сейчас целых три его выставки: в галерее Тейт — "Хогарт-художник", в Музее Джона Соана — "Карьера мота. От Хогарта до Хокни", и в галерее Кафе — "Модный брак". Это еще только начало, так как ожидаются еще выставки в других городах Англии и, конечно же, в Британском музее, так как Хогарт-график гораздо более известен, чем Хогарт-живописец. Круглая дата и обилие выставок должны давать повод к размышлениям о своеобразии этого художника и своеобразии мышления бриттов — но, увы, лондонские выставки очень поверхностны, и пока все британское своеобразие проявилось лишь в холодности, с которой английские музеи отнеслись к одному из своих национальных гениев.
Два последних столетия дидактика вызывала одно лишь раздражение. Ничто так не было чуждо эстетике, как дидактическое благоразумие, всегда воспринимавшееся как филистерство. "Дидактическая поэзия — для меня мерзость",— с гордостью объявлял Перси Биши Шелли. С тем же успехом он мог бы сказать: "Поэзия дидактики мне непонятна". Слова этого романтика могли бы повторить многие современные мыслители.
Все искусство Хогарта построено на поэзии дидактики. Самые известные его произведения — это живописные серии, затем гравированные и разошедшиеся по всей Европе в виде альбомов. Названия этих серий говорят сами за себя: "Карьера мота", "Карьера шлюхи", "Модный брак". Каждая из них представляет собой рассказ со сменяющимися картинками, целью которого служило назидание. Так, в серии "Модный брак" мы видим сначала сцену заключения контракта между молодым лордом из знатной семьи и наследницей нувориша. Молодые скучают, отвернувшись друг от друга, пока их отцы торгуются — один пересчитывает деньги, другой указывает на развесистое генеалогическое дерево.
Затем следуют картины беспутной жизни молодоженов. Муж проводит время в игорных домах и лечится от сифилиса, жена кокетничает с молодым адвокатом и меняет туалеты. Кульминацией является сцена в спальне молодой графини, где неожиданно вернувшийся муж застает ее любовника. Проткнув мужа шпагой, любовник выпрыгивает в окно и все кончается тем, что незадачливая жена, узнав о повешении своего любовника, выпивает яд, и от ее холодного трупа отнимают несчастного ребенка, родившегося калекой в результате Модного брака.
Столь же подробный рассказ представляют собой и другие серии. Смысл их совершенно прозрачен: веди себя прилично и достойно. Не будь мотом, шлюхой, относись к браку серьезно и соблюдай все заповеди. Искусство Хогарта выполняет ту роль, что с брезгливым презрением отвергает пушкинский поэт, не желающий входить в проблемы черни, поучать ее и наставлять на путь истинный.
Практически все современные искусствоведы, пишущие о Хогарте, сталкиваются с докучливой назидательностью, играющей столь большую роль в его творчестве. Уже с девятнадцатого века они нашли весьма удачный выход из этой ситуации. Постоянно повторяется следующее: несмотря на дидактику, столь противоречащую художественности, Хогарт создает волшебную красочную симфонию, не уступающую по своей красоте произведениям французского рококо... и т. д.
Эти рассуждения напоминают широко распространенное мнение, что, несмотря на плоскость вывода о том, что коль уж вышла замуж, то нечего гулять с камер-юнкерами и флигель-адъютантами, роман "Анна Каренина" велик тем, что главная героиня прекрасна, любовная история упоительна и русская жизнь в нем обрисована свежо, увлекательно и ярко вопреки назойливой толстовской моралистичности.
Повторять подобные вещи стало признаком вкуса, хотя в первую очередь это свидетельствует о полном непонимании романа. Точно так же все разговоры о том, что гравюры, исполненные на основе живописных серий Хогарта, сухи и скучны, так как в них потеряны все достоинства его трепетных мазков и воздушных переливов, достойных кисти Ватто, означает нежелание и неумение оценить главные достоинства его искусства.
Концептуализм сильно изменил современный взгляд на дидактичность. Перед произведениями Кабакова мало кому придет в голову восхищаться бесподобным мастерством, с каким сделаны рамочки, обрамляющие писания, что он развешивает среди своих объектов. Почти всем ясно, что если чем-нибудь и надо восхищаться, то только красотой и ясностью кабаковской идеи, а не какими-нибудь нежными красочными переливами обоев коммунальной квартиры, им инсталлированной. Точно так же назидательность Хогарта имеет свою красоту абстрактной безошибочности логического построения, подчеркнутую сухой ясностью резцовой гравюры. Простота сочетания черного и белого усиливает доходчивость смысла и акцентирует его отвлеченность — в сущности, Хогарт упоительно концептуален, и в его концептуальности находятся все его достоинства, и красота в том числе.
Прекрасно это было понятно Стравинскому, создавшему оперу по мотивам серии "Карьера мота". Эта опера стала своего рода культовым произведением ХХ века, и одна из самых громких ее постановок была сделана в декорациях Дэвида Хокни. Сам Хокни в своих черно-белых фантазиях явно апеллировал к Хогарту, но почти все писавшие об этой постановке о Хогарте забыли.
Выставка в Тейт, посвященная живописи Хогарта, воспринимается как образцовый пример современного непонимания художника. На ней собраны практически одни портреты, в которых Хогарт, не связанный никакой дидактикой, был, по мнению устроителей, чистым живописцем. В результате оказались незадействованными все его серии, и Хогарт предстал довольно средним автором довольных пухлощеких английских голов, хорошо закусивших пудингом и ростбифом. Желая избавить Хогарта от дидактичности, его лишили какой-либо привлекательности, и выставка в Тейт оказалась еще скучнее, чем недавно прошедшая в Национальной галерее выставка "Молодой Гейнсборо".
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ