Глазами пехотинца

"Большой парад"

(The Big Parade, 1925)

Фильм Кинга Видора — первый великий фильм о "великой", как ее тогда называли, то есть, Первой мировой войне. Еще во Франции ее звали "der des der": фамильярное сокращение от "derniere des dernieres", "последней из последних" войн на земле. Коллективный ужас перед крушением миропорядка, всех идеалов и иллюзий — "никогда больше!" — был, пожалуй, в Европе даже сильнее, чем после Второй мировой. Поэтому логично, что во Франции "Большой парад" шел под рекламным лозунгом: "Фильм, который заставляет возненавидеть войну". Тем удивительнее на первый взгляд реакция на фильм орденоносных людоедов. Перемоловший сотни тысяч солдат в тупых, самоубийственных атаках маршал Жозеф Жоффр принес создателям фильма "комплименты за столь прекрасный спектакль". Генерал Анри Жозеф Эжен Гуро, потерявший руку в столь же самоубийственной авантюре — десанте Антанты в Галлиполи,— признался после премьеры: "Не скрою, я провел чудесный вечер". Если же разобраться, ничего удивительного в их восторге нет. Первая мировая война отличалась от Второй тем, что бесконечно долгое время кинематограф не обращался к ее конкретным битвам: всякие там "Галлиполи" или "Пасхендале" начнут появляться лишь в последней четверти ХХ века. До того она была Войной с большой буквы, бессмысленным, необъяснимым бедствием. В "Большом параде", собственно говоря, батальные эпизоды занимают меньшую часть экранного времени. Но все, кроме них, при всем огромном таланте Видора, то необязательно и торопливо, то нелепо. Скороговоркой представлены герои: богатый и праздный Джим (Джон Гилберт), Булл (Том О`Брайан), быковатый в полном соответствии со своим именем бармен, и строительный рабочий Слим (Карл Дейн). Троица, символизирующая классовый мир, оказывается в составе американского экспедиционного корпуса во Франции. Но перед тем как в кровавом Аргоне простолюдины погибнут, а Джим лишится, как и сценарист фильма Лоуренс Столлингс, ноги, герои потратят кучу времени на флирт с лубочной поселянкой Мелизандой (Рене Адоре). Смотреть на этот пикник, сдобренный казарменным юмором, даже как-то и неудобно. Но стоит трубе протрубить сбор, как начинается другая война, другой фильм, торжественный и мрачный размах которого не превзошел еще никто из режиссеров. Грузовики, грузовики, грузовики, тянущиеся по полям Шампани на фронт. И столь же бесчисленные санитарные кареты, возвращающиеся с фронта. Долгие метания Мелизанды среди пылящих навстречу смерти колонн, в надежде увидеть своего Джима. Этот эпизод — такой же хрестоматийный, не менее мощный, чем, скажем, расстрел на одесской лестнице в "Броненосце "Потемкин"". Едва ли не каждый из пехоты норовит облапить девицу, а она отчаянно цепляется за ногу сидящего в грузовике любовника и волочится за машиной по пыли. А еще будет наступление в призрачном лесу. Цепи солдат, редеющие от пулеметного огня рейхсвера. И самый прекрасный на земле фейерверк — пляски осветительных ракет и шрапнели в ночном небе: чем прекраснее, тем смертоноснее. Видор увидел войну глазами пехотинца, в оцепенении бредущего через лес или скорчившегося на дне воронки. Генералы — глазами генералов, для которых вся красота, вся поэзия мира заключены именно в этом адском световом шоу над полем боя. "Боже, как прекрасна война!" — назывался популярный в 1960-х английский антивоенный мюзикл. И, правда, как она прекрасна, если видеть ее генеральским взором.

"Богема"

(La Boheme, 1926)

Немая экранизация оперы Джакомо Пуччини отнюдь не кажется немой: гении 1920-х умели заставить героев выделывать такие антраша, что музыка сама по себе зарождалась в ушах зрителей. "Богема" не относится к числу шедевров Кинга Видора, но это легкое, преднамеренно наивное стилистическое упражнение, воплотившее все — в хорошем смысле слова — голливудские представления о Париже. Живописец Марсель (Джино Коррадо), писатель Родольф (Джон Гилберт) и музыкант Шонар (Джордж Несселл) пинками в зад напутствуют домовладельца, имевшего наглость потребовать у них квартплату, и всем кагалом вламываются к легкомысленной соседке Мюзетт (Рене Адоре), пригласившей на интимный ужин лишь одного из них. Но смысл фильму придает Лилиан Гиш в роли чахоточной Мими. Выглядевшая в 33 года на все 19, звезда Гриффита — одновременно самое искусственное и самое настоящее существо в фильме: то ли маленькая продавщица спичек, то ли прерафаэлитская мадонна, умирающая в облаке-ореоле своих чудесных волос.

"Город на границе"

(Bordertown, 1935)

Звезда-вундеркинд идишистского театра Пол Муни, обзаведшийся после исполнения ролей Золя, Пастера и Хуареса нешуточной манией величия, в роли горячего мексиканского парня Джонни Рамиреса — уже забавно. Пролог, где в витрине лавочки видна надпись "Здесь говорят по-английски",— вдвойне забавно в эпоху пошлых разговоров о понаехавших в Штаты латинос. Тяжеловекая, с то ли капризным, то ли искаженным внутренним рыданием ртом Бетт Дэвис в роли вамп — всегда гениально. Если же вамп по имени Мэри свихнулась и пошла на убийство из страсти к Джонни — гениально вдвойне, даже в фильме крепкого, но не более того, Арчи Майо. Хотя, история self-made man Джонни сложнее, чем кажется: герой так и не вызывает симпатии. Вспыльчивый и самонадеянный, он сам губит адвокатскую карьеру на первом же своем процессе. Поднявшись от вышибалы до совладельца пафосного ночного клуба, он раздувает свое эго до космических масштабов, губя и похотливую Мэри, и расположенную к нему, но верную классовым и расовым предрассудкам Дейл (Маргарет Линдсэй). Можно только догадываться, что он наворочает в сфере благотворительности, к которой после всех катастроф обратится в якобы благополучном финале.

"Дорога на Восток"

(Way Down East, 1920)

Леонид Трауберг писал, что, читая присланный ей великим Дэвидом Уорком Гриффитом сценарий "Дороги", Лилиан Гиш хохотала до упаду. Гриффит же, наблюдая на съемочной площадке за ее работой в роли бедняжки Энн Мур, рыдал взахлеб. Одно другому никак не противоречит. До поры до времени "Дорога" — викторианская в плохом смысле слова мелодрама. Энн соблазняет, разыграв фальшивую свадьбу, хлыщ-злодей Сэндерсон (Лоуэлл Шерман). Новорожденный ребенок, как ни согревает Энн дыханием его ручки-ножки, умирает от холода. Сквайр Бартлетт (Барр Макинтош), пригревший было героиню, узнав о ее былом грехопадении, выгоняет в снежный буран, да еще под глумливым взглядом его собутыльника, того самого Сэндерсона. И только в финале происходит чудо. В действие врывается внезапно взбунтовавшийся сын сквайра Дэвид (гений пластики Ричард Бартельмес). На съемки финальной сцены, где Дэвид догоняет и спасает Энн, очутившуюся на льдине и едва не ухнувшую в водопад, Гриффит убил несколько месяцев, а Гиш едва не умерла, как ее экранное дитя, но оно того стоило: чистая кинопоэзия.

"Тартюф"

(Herr Tartuff, 1926)

Фридрих Вильгельм Мурнау снимал не только такие шедевры, как "Носферату", "Последний человек", "Фауст", "Восход солнца" или "Табу". Сценарная композиция экранизации шедевра Мольера более чем оригинальна. Сам, настоящий "Тартюф" — лишь фильм внутри фильма. Его демонстрирует своему старому дядюшке юноша (Андре Маттони), которого тот по наущению алчной домоправительницы (Роза Валетти), Тартюфа в юбке, надумал лишить наследства. По большому счету, это был чисто операторский эксперимент. Жесткая, реалистическая фактура современных эпизодов контрастировала со снятыми через тюль, чуть затуманенными, мягкими иллюстрациями к Мольеру. Но от Мурнау ждешь неизмеримо большего, чем кукольный, костюмный театр в декорациях, главные элементы которых — остроумно, но опять-таки чисто по-операторски обыгранные лестницы и двери. Да и Тартюф — не лучшая роль самоуверенного чудовища Эмиля Яннингса, сыгравшего по большому счету одно чувство — похотливую тягу к Эльмире (Лиль Даговер), молодой супруге попавшего под влияние животного-святоши Оргона (Вернер Краусс).