Абхазские дома творчества

Инсталляция Андро Векуа "Ловец розовой волны" до ноября останется на самом видном месте в старом венецианском Арсенале на главной выставке Biennale di Venezia.

В большом зале между облупленных колонн стоит огромный стол-подиум, а на нем свободно разложено 15 небольших скульптур, размером не более метра-полутора. Это здания советского Сухуми — такие, какими запомнил их грузинский мальчик, покидая город, в котором он родился.

Тридцатипятилетний Андро Векуа — художник из молодых и обещающих. Сейчас он живет в Цюрихе и Берлине, работает повсюду в мире — венецианские работы, к примеру, выполнены и представлены при поддержке влиятельной Gladstone Gallery, которая числит Векуа в своем активе и даже устраивала ему персоналку в Нью-Йорке в 2006 году. Но никогда еще его вещи не привлекали такого внимания. В Арсенале он попал в самую болевую точку — причем, как назло, накануне выборов в Абхазии. Инсталляция Векуа тут же стала идеологическим аргументом. "Ловца розовой волны" грузинские журналисты незамедлительно переименовали в "Сухуми перед падением". Грузинский президент Саакашвили специально пришел посмотреть (по-домашнему, в клетчатой ковбойке — на открытии национальной экспозиции он был в костюме и при галстуке) и дал интервью перед камерами: "То, что сделал Андро Векуа, очень важно для нас. Агрессор никогда не сможет заставить нас забыть Абхазию, потому что она принадлежит многонациональному народу Грузии".

Я никак не думаю, что венецианская кураторша Биче Курригер намеревалась ознаменовать свою главную выставку таким политическим демаршем. И едва ли инсталляцию Векуа показывали именно как работу грузинского или абхазского или даже специально сухумского художника. Для этого публике надо было долго и нудно объяснять, что такое был город Сухуми на Черноморском побережье Кавказа, и почему и как в сентябре 1993 года он стал Сухумом. По большому счету, венецианцам не было до этого никакого дела. Андро Векуа давно художник швейцарский, и в этом смысле скорее земляк Куригер, чем Саакашвили, просто детские воспоминания неожиданно оказались взрывоопасными.

Можно только представить себе, как эта выставка прозвучала бы в России. Векуа записали бы у нас в грузинские ястребы, реваншисты и враги народа. Меж тем тоска по советской Абхазии свойственна не только молодым художникам из Сухум/а/и. Если бы Векуа делал свою инсталляцию такой же подробной и многословной, как и его прежние работы, он мог бы добавить не только гору мандаринов, которыми жила Абхазия, но и списки курортников, которыми она тоже жила.

Наше восприятие курортных городков на Черном море было, разумеется, очень и очень потребительским. Побережье Кавказа было местом, где советская страна получала свой долгожданный отпускной месяц, подогретый дополнительно вином и аджикой. Крошечные Гагры или Пицунда с ее Домами творчества или столица Абхазской АССР Сухуми были "всесоюзной здравницей", и сквозь этот курортный конвейер прошло никак не меньше трети жителей Советского Союза. Страна с 20% территорий, лежащих за полярным кругом, имела там свои собственные субтропики, лимоны и мандарины. Я думаю, если собрать по людям и семьям — воспоминаний о маленьком Сухуми найдется больше, чем об огромном Свердловске.

Андро Векуа родился в брежневском 1977, когда Советский Союз казался прочным, как никогда, и черноморский берег принимал отдыхающих в государственном и частном секторе. Электрички от Адлера развозили их по всему побережью, многие останавливались в Абхазии, стране сказочной и шапочно знакомой благодаря Фазилю Искандеру и его Сандро из Чегема. В тот год я тоже гостил в Сухуми. Если бы мне сказали, что здесь люди будут стрелять друг в друга, я никогда бы не поверил. Не поверил бы и Андро Векуа.

Я никогда еще не встречал на международных выставках такой пронзительной ностальгии по временам советской империи, причем выраженной таким молодым человеком. Не стану рассуждать, кто был прав, а кто виноват, это не моего ума дело,— во всяком случае, в венецианском Арсенале, где давным-давно перестали хранить пушки. Но, как только я оказался перед этим гигантским столом, похожим на погребальный подиум, я, возможно, почувствовал то, что должен был чувствовать 11-летний мальчик, у которого во время первых же столкновений убили отца и которого мать, спасая свою и его жизнь, увезла из собственного города, чтобы больше никогда туда не вернуться.

Скульптуры Андро Векуа — почти архитектурные макеты. Они очень подробно и узнаваемо изображают здания, которые помнят все жители и гости абхазской столицы. Но они никак не похожи на открытки из беззаботного детства. Выгоревший дотла Дом правительства. Пустой морской вокзал, к которому швартовались когда-то туристские лайнеры "Грузия", "Абхазия" и "Победа". Кафе "Диоскуры", находившееся, если я не путаю, в начале набережной. Панельная 16-этажка — из тех архитектурных чудес, где воду на верхних этажах видят не чаще, чем лунное затмение. Вокзал, к которому подходит одна электричка в сутки. Среди облупившихся колонн Арсенала это нечто вроде найденных при раскопках артефактов, свидетельств с пепелища Трои. Дома, испытавшие боль и мучения, выглядят похожими и непохожими на реальность, и все это вместе напоминает страшный сон, в котором тебе снятся то ли родители, то ли злые существа, притворившиеся родителями.

Я бы никогда не назвал инсталляцию Векуа "Сухуми до падения", это реликвии города после падения, это доказательства нашего полного человеческого падения и нашего умения устраивать убийства в самых райских уголках доставшейся нам земли. Не могу знать, чему "Ловец розовой волны" помешает, а чему поспособствует, но мне интересно, что моя личная история может быть рассказана таким образом - в чужой стране, чужим человеком. В венецианском Арсенале я увидел настоящее, живое свидетельство ужаса, который может в любой момент воцариться в любом городе, среди самых солнечных воспоминаний твоего детства.