Бывший кандидат в президенты Абхазии Рауль Хаджимба рассказал Ольге Алленовой, какие проблемы в отношениях c Россией предстоит решать новому президенту Абхазии.
«Наше руководство не сказало веского слова»
Чего вы опасаетесь после выборов?
Многого. Я боюсь за нашу независимую прессу. Потому что все последние годы наши журналисты были практически изгоями. Их не пускали на заседания правительства, им не давали информацию из первых рук. Хотя мы говорим, что у нас демократия.
Поэтому многие абхазские журналисты вас и поддержали?
Я хочу, чтобы журналисты имели право и возможность осуществлять свою деятельность. Это нужно для Абхазии, для нашего общества, которому необходимы разные точки зрения. Я понимаю, что взгляды журналистов, не всегда устраивают представителей власти. А власти, в свою очередь, следует стараться убедить журналистов в своей правоте. Ведь, если их ругают, значит, они что-то делают не так.
Вы в своей предвыборной кампании говорили, что нужны сокращения в госаппарате, и даже предлагали упразднить должности вице-президента и премьера, при этом усилив роль парламента. Это так актуально?
Мы маленькая страна. В больших городах есть заводы по выпуску автомобилей, численность персонала которых 200–250 тыс. человек. Это по численности равно населению Абхазии. И руководит этим заводом один директор. Я считаю, что президент в состоянии справиться с функциями исполнительной власти. Но при этом должен быть соответствующий баланс между законодательной и исполнительной ветвями власти. И без решения парламента никакие соглашения не должны вступать в силу.
Абхазское общество готово к такому варианту?
Я думаю, что да. Я исхожу из того, что наш народ всю свою историю жил в системе демократических координат. Может, это и не демократия в чистом виде, но решения принимались большинством на народных сходах. И руководителем воинства мог оказаться простой человек, который не имел отношения к высшему сословию, выбранный большинством. Я не говорю, что надо вернуться на двести лет назад, но сегодня надо искать пути, которые помогут сохранить нашу страну. Нужно не просто соглашаться со всем, что тебе предлагают, нужно уметь открыто говорить «нет», если это не соответствует интересам нашей страны и народа. Мне часто говорят, что я против России. Я не против России. Я против решений, которые могут привести к осложнению отношений. Например, проблема с санаторием МВО: разве не наша власть должна выступать в защиту данного коллектива, сотрудники которого являются одновременно гражданами Абхазии и Российской Федерации?
Но ведь Анкваб принял решение выплачивать этим людям пособия из бюджета, две трети зарплаты.
Да. Пока эти люди не устроятся на работу. А если этот человек не сумеет устроиться, предположим, год или два — и что, все эти годы абхазский бюджет будет им платить по две трети зарплаты? Людей просто обманули. Их забудут, как только они уйдут с работы.
Вам известно, почему так получилось?
Ни я, ни кто-то другой не знает всех нюансов по этому санаторию. Но есть соглашение по базам, в котором черным по белому написано, что должны быть составлены дополнительные документы, регулирующие отношения по имуществу, передаваемому России в аренду на 49 лет. К сожалению, ни один человек, не видел этих дополнительных документов. Нигде не говорится о том, что этот объект становится собственностью российской стороны. Это собственность Абхазии, и без нашего ведома проводить капитальный ремонт никому не позволено, а тем более выкидывать на улицу работающих там людей. Это регламентируется не только нашими законами, но и законами РФ. Но нас проигнорировали. Наше руководство не сказало веского слова. Вот о чем идет речь.
«Это не повод отрывать по кусочкам наши земли»
Вы, кажется, во время кампании были единственным политиком, который открыто заявлял, что нельзя передавать России часть села Аибга, вокруг которой идет спор.
А почему мы должны передавать это село, которое все эти годы было нашим? Это наша территория.
Но туда дороги даже нет, люди там живут без абхазских паспортов, они даже не голосуют. И, как мне объясняли, полностью обеспечиваются с российской стороны.
Разве это является основанием для того, чтобы у нас отобрать эту территорию? Когда нас признавала Россия, она же не говорила, что признает Абхазию вне Аибги?
А зачем им Аибга?
А зачем им Абхазия?
Абхазия — это геополитика.
Геополитика, хорошо — ну а как же устанавливать равноправные отношения с Абхазией, отрывая от нее, предположим, ту же Аибгу? Да, мы находимся в зоне российских интересов, но это не повод отрывать по кусочкам наши земли и тем самым вносить раздрай в наши отношения. Мы никуда не собираемся уходить. Выстраивая отношения с Россией, мы хотим оставаться субъектом этих отношений. Если нас не будет как субъекта этих отношений, с кем России говорить?
Вы считаете, такие истории, как с Аибгой или с санаторием МВО, вредят российско-абхазским отношениям?
Я больше чем уверен — да. И я не думаю, что в России этого хотят. Мало ли у России проблем в других местах? Зачем создавать их на этом рубеже? Мы единственная маленькая страна, которая все эти годы тянулась к России. Настало время, когда нас признали, но нельзя же с этого момента пренебрегать нашими национальными интересами. Россия сама способствует вовлечению Абхазии в международные процессы, и мы готовы к сотрудничеству. Но если Абхазию разберут по частям, думаю, это не будет полезно никому.
«Почему мы свою душу должны вырвать из себя и кому-то отдать?»
Есть все-таки болезненные темы, которые в Абхазии считают национальными интересами, а в России — антироссийскими. Например, махаджирство. Когда покойный Багапш ездил в Турцию и был там очень тепло принят, в Москве очень нервно к этому отнеслись.
Наши действия по проблеме связанной с репатриантами не должны нервировать российскую сторону. Она должна понять — мы живем в маленьком сообществе, в котором актуальны проблемы наших братьев, живущих в Турции, в Сирии, на Северном Кавказе. Проблема переселения этих людей требует решения многих вопросов, и мы не можем одним махом их решить. Нужно решить проблемы транспортных коммуникаций, рабочих мест и их адаптации на родине. Пока не будут созданы соответствующие условия для них, ни о каком массовом переселении речи быть не может. К тому же многие из них к этому процессу не готовы. А в тех, кто сюда едет, нельзя видеть людей, которые с мечом в руках готовы пойти на христианскую страну. Вы же видите, у нас толерантное общество. Вот я христианин. Спокойно отношусь к тому, что у нас есть мусульмане, иудеи, католики и люди других верований. Ну, что тут плохого, если вернутся к нам наши братья абхазы, мусульмане по вере?
Вы открыто поддержали новоафонских монахов, которых старое священство называет раскольниками. Почему?
Мне симпатично это молодое поколение клириков, хотя я с уважением отношусь и к отцу Виссариону. Они активно начали вести работу по признанию автокефалии Абхазской церкви, может быть, это не скоро получится, так как это долгий процесс. Но они работают, они молодые, они пытаются что-то делать. И самое главное, почему я на их стороне,— я слышал, как наши некоторые руководители говорили: «Монастырь мы обещали Русской православной церкви». Вы понимаете, это же наш духовный центр, центр православия Абхазии. Да, я понимаю, хочется кому-то заполучить этот монастырь. Но почему мы свою душу должны вырвать из себя и кому-то отдать? Да, пожалуйста, пусть приезжают, вместе будем служить православию. Не нужно в нас видеть националистов, мы одинаково ко всем относимся и к русским, и к армянам, и к абхазам. Долгое время говорили, что я против грузин, а ныне же, что я против русских. Я же хочу довести до сознания людей, что русские старики, живущие в Абхазии, не заслуживают такого отношения, когда их вышвыривают из своих квартир, а государство их не защищает.
Вы упомянули Гальский район, насколько я знаю, там до сих пор не прошли паспортизацию большинство жителей?
Я был против того, чтобы в предвыборных целях там начинали раздавать паспорта. Как начинается предвыборная лихорадка, без каких либо проверок и оснований начинают всех паспортизировать, хотя желающих действительно много. Там около 40 тыс. населения, примерно 30 тыс. избирательного возраста, и только 8 тыс. имеют абхазские паспорта. Вот об этом я и говорил: следует заниматься паспортизацией людей, желающих иметь абхазское гражданство. А если не желают, то не надо силой делать их гражданами Абхазии. Но мы должны знать, что это граждане Грузии, живущие на нашей территории с видом на жительство. Но с ними нужно нормально работать, создавать условия для того, чтобы они интегрировались в наше общество.
Это вообще в нынешних условиях возможно? Чтобы они интегрировались?
Это возможно. Люди хотят спокойной жизни. Это нормальные люди, живущие на доходы от того, что они выращивают.
Понятно, что многие процессы в отношении абхазских грузин искусственные. Как мне объясняли, это потому что их много, и абхазы боятся, что гальские грузины станут играть решающую роль на выборах.
Тогда не надо спать абхазцам. Если нас будет все меньше, и от этого мы будем становиться злее, я думаю, ничего в нашей жизни не изменится. Демографическая ситуация, сложившаяся за последние годы в Абхазии, очень опасная. Мы погибали во время войны. Погибаем от наркотиков. Погибаем сегодня на дорогах. Посмотрите на статистику всех этих происшествий: погибают в основном абхазцы.
Интересно, почему. Это ментальная особенность?
Это особенность вседозволенности. Вот армянин едет на своей машине спокойно, русский едет спокойно. Едет абхазец — под 200 км. Потому что он знает, что его «отмажут» влиятельные родственники. Он думает, что ему на этой земле все позволено. Надо менять наше отношение к этим процессам. Если мы этого не сделаем, то мы сами себя погубим.
Чем вы будете заниматься после выборов?
Я остаюсь лидером партии «Форум народного единства». Впереди еще много политических процессов, в которых наша партия будет принимать участие.