В Москве заново открывается бутик Lanvin. По сути, это уже третья московская попытка, и она обречена стать успешной. Просто потому что Lanvin — марка, поразительным образом успешная во всем мире. Успех ее тем более удивителен, что речь идет о старейшем французском доме моды, долгие годы, а точнее десятилетия, находившемся в состоянии глубокой спячки. Его возрождением к новой, поистине счастливой жизни мы обязаны дизайнеру по имени Альбер Эльбаз, который родился в Касабланке, вырос и учился в Израиле, начинал карьеру в Нью-Йорке у одного из самых американских из всех американских дизайнеров Джеффри Бина, а продолжил ее в Париже, причем по странному стечению обстоятельств исключительно в заслуженных французских домах, чьи имена ассоциируются со всем самым что ни на есть французским в моде.
В Lanvin он пришел 10 лет назад, в самом начале нулевых, и первой же его коллекции пресса аплодировала стоя. И это притом, что в самом Эльбазе не было ничего от вошедшего тогда в моду типажа дизайнера-звезды. Просто с первого выхода стало очевидно: вот такой станет мода нового десятилетия. По-французски элегантной и по-американски комфортной, по-французски небрежной и по-американски практичной. В то время как большинство его коллег рассуждали о сексуальности нового образца, о рок-н-ролльном шике и бесконечной жажде подлинного luxury, Эльбаз предложил новую концепцию этого самого luxury, которая основывалась на всех достижениях 1990-х годов и его собственном трогательном отношении к женщине. Из девяностых он позаимствовал ту самую небрежность, непафосное отношение к драгоценным тканям, украшениям и собственно дресс-кодам. Нежнейшие шелка и драгоценные кашемиры он вываривал до состояния трикотажной майки, оставлял необработанными края у вечерних платьев, да и само понятие вечернего наряда не ограничивало его нисколько. Он предложил вечерние платья-футболки из шелка всех цветов радуги, а для того, чтобы они не выглядели слишком спортивно, пришил на талии крючок — тот самый крючок, что обычно скрывается с внутренней стороны,— который подхватывал нежную ткань, ненавязчиво образуя складки и подчеркивая талию. Он первым стал вшивать ожерелья по горловине платьев и жакетов, избавляя женщин от необходимости всякий раз подбирать украшения. Он замотал жемчуга в прозрачный тюль, а гигантские "византийской" избыточности кресты сделал едва ли не украшением на каждый день. Его огромные броши и массивные ожерелья из сверкающих стразов можно запросто надеть к майке и джинсам, а можно — к вечернему наряду, и наплевать на то, что это не бриллианты. Он повязал смешные банты на сумках и стал шить их из кожи, настолько мягкой, что она похожа на ткань, а холодные металлические цепи замотал шелковыми лентами так, чтобы они плавно скользили по плечу. Обувь Lanvin — будь это по-детски трогательные балетки или туфли на высоченном каблуке,— словно обволакивает женскую ногу. Обувь всегда демонстрируют именно ее, а не себя, в лучшем свете. И это, быть может, главный секрет Эльбаза-дизайнера, а вместе с ним — и возрожденного им дома Lanvin: он искренне любит женщин. Не тех абстрактных, агрессивно-совершенных, на которых, как кажется, хотели бы походить сами дизайнеры-мужчины, а настоящих, не похожих одна на другую, с разным объемом груди и бедер, длиной ног и шириной плеч. Он любуется ими всеми и делает одежду, в которой им легко быть красивыми, потому что Эльбазу словно дано тайное знание — как скроить рукав так, чтобы рука казалась тоньше, а вытачки поместить на том самом месте, в котором обычно образуется некрасивый лишний объем. Он словно лепит женскую фигуру, нисколечко ее не сковывая.
Вообще, иногда кажется, что он относится к нам всем, своим потенциальным и реальным клиенткам, с отцовской нежностью. И тут самое время вспомнить трогательную историю дома Lanvin, которая началась с того, что Жанна Ланвэн шила красивые платья для своей единственной дочери Маргерит, и уж затем принялась за взрослую одежду, в которой стремилась к той же гармонии и тому же спокойствию, которые свойственны детской одежде. Эмблема дома — изображение женщины, ведущей за руку маленькую девочку, выполненное в типичной для ар-деко графике. И за Эльбазом хочется так же пойти, взяв его за руку, тем более что сам он просто неотразим. Маленький кругленький человек в больших очках и огромной бабочке.