Выставка графика
В Михайловском замке, филиале Государственного Русского музея, открылась выставка "Монотипия". На примере нескольких десятков работ, в основном относящихся к ХХ веку, кураторы попробовали показать специфику этой графической техники. КИРЕ ДОЛИНИНОЙ этот рассказ показался странным.
В русском изводе монотипия оказалась совсем не тем, чем казалась исходя из мирового опыта. Монотипия — техника несложная, вполне доступная ученикам художественных школ, которые сплошь и рядом развлекаются получением оттиска со своих красочных пассажей, нанесенных на ровную поверхность и прижатых к бумаге. Основной эффект — в неожиданных эффектах, которые возникнут на листе: разная краска (используются масло, акрил, гуашь), разная степень прижимания, разная поверхность пластины (это может быть стекло, металл или пластик). Изображение получается немного похожим на акварель, мягким, чуть расплывчатым, чуть смазанным, очевидно рукотворным. Оттиск можно сделать только один — что, собственно, и отражено в названии техники.
Идея выставить листы не тематически, а исходя из графической техники, бесспорна. Наш зритель литографию от офорта не отличит, поэтому любые попытки заострить внимание на технической стороне изобразительного искусства могут только радовать. Хороший ликбез никому еще не вредил, однако самым интересным сюжетом выставки все равно оказываются не профессиональные художественные достижения, а — в который раз — особый путь русского искусства как такового.
В Европе, а точнее, в Италии монотипия появилась в XVII веке. Ее изобретатель, Джованни Кастильоне, долгое время оставался самым известным ее пользователем. На рубеже XVIII-XIX веков особые прелести монотипии распознал Уильям Блейк, но самым именитым и самым виртуозным ее мастером стал почти веком позже Эдгар Дега. В Россию моду на монотипию привезли Елизавета Кругликова и ее ученики. В парижской мастерской Кругликовой накануне Первой мировой монотипия была едва ли не основной техникой. Следующий взрыв интереса к монотипии придется на 30-е годы, когда в этой технике станут работать крепкие соцреалисты с формалистским прошлым Александр Шевченко и Ростислав Барто. За ними главными героями истории русской монотипии, написанной Русским музеем, станут нонконформисты Валентин Левитин и Евгений Михнов-Войтенко.
Парижские сцены с петербургским (читай — мирискусническим) акцентом у Кругликовой, московская жизнерадостность Шевченко, сезаннизм Левитина, сериальные абстрактные мистерии Михнова-Войтенко. Все это вполне корректная история русской монотипии, хотя особенности собрания именно ГРМ (явное преобладание ленинградского/петербургского искусства, перекос в сторону некоторых, уже увенчанных монографическими выставками в музее имен), конечно, был неизбежен. Однако история эта не есть история монотипии как техники, но история ухода в графику как во внутреннюю эмиграцию. Отсюда изобилие абстракции не того героического типа, который вознес на Олимп американский абстрактный экспрессионизм или русский авангард, но абстракции камерной, почеркушечной, чуть ли не маниакальной. История получилась довольно унылой. Что жаль — монотипия вообще-то одна из самых щедрых на свет, цвет и прочие живописные радости графических техник.