В Локарно прошла мировая премьера фильма "4 дня в мае", через несколько дней он был показан и награжден на фестивале в Выборге. Известный немецкий режиссер Ахим фон Боррис снял его в немецко-российско-украинской копродукции. История, положенная в основу этого проекта, настолько удивительна, что вряд ли какой-нибудь сценарист что-то подобное бы придумал — во всяком случае, в России, где боятся даже легким касанием осквернить "героическую историю".
На премьере в Локарно и некоторые немцы скептически морщились, говоря, что сюжет надуманный и неправдоподобный. Между тем основа у него реальная. И началось все с того, что актер Алексей Гуськов услышал об этом малоизвестном факте по радио в День Победы. Речь идет о спасении группой советских солдат-победителей обитательниц немецкого детдома на балтийском побережье, для чего им пришлось вступить в схватку с частями собственной армии.
Этот замысел никогда бы не осуществился, если бы Алексей Гуськов им не загорелся и не стал продюсером с российской стороны. Он вышел на Ахима фон Борриса, тот принялся писать сценарий, и в итоге совместных усилий картина была сделана. В ней многое беллетризовано и мелодраматизировано: патронессой детдома оказалась российская белоэмигрантка, в общество девиц-сирот затесался ее племянник, полурусский-полунемец,— воспаленный подросток, воспитанный в ненависти к большевикам. Сам Гуськов сыграл благородного капитана по прозвищу Горыныч: потерявший на войне семью и побывавший в штрафбате, он не озлобился, пользуется непререкаемым авторитетом у подчиненных и берет под свое покровительство мальчишку, поначалу готового сражаться с "русскими оккупантами", но потом находящего в капитане метафорического отца.
Копродукция в кино есть результат компромисса — лингвистического, культурного и даже политического. Не так часто это приводило к хорошим результатам, но все же случалось. В середине прошлого века были страшно популярны франко-итальянские совместные постановки, нередко к странам-производителям присоединялась ФРГ. На этом пространстве сияли общие звезды: Жан Маре и Мария Шелл, Жерар Филип и Джина Лоллобриджида, Ален Делон и Клаудия Кардинале, Марчелло Мастроянни и Катрин Денев, Максимилиан Шелл и Роми Шнайдер... Благодаря таким гениям, как Висконти, сформировался Евроголливуд, способный осуществлять роскошные суперпостановки типа "Леопарда" и "Гибели богов", где роли звездных гастарбайтеров часто дублировались. Свой Голливуд был и в Восточной Европе. Здесь снимались многочисленные "красные вестерны" и прошедшие политическую цензуру советские копродукции с Румынией ("Песни моря"), Чехословакией ("Соло для слона с оркестром") и даже Албанией ("Великий воин Албании Скандерберг"). Но также — с Италией ("Красная палатка", "Подсолнухи"), Францией ("Сюжет для небольшого рассказа") и США ("Синяя птица").
Это время кончилось, доминирующим в кино стал английский язык, фильмы стали снимать с живым звуком, усилилось внимание к национальным деталям и характеристикам, как, скажем, аутентичность произношения. Ныне, даже при единой Европе, общего кинопространства на культурном уровне не существует и подавляющее большинство европейских фильмов не выходит за пределы проката своей страны. Но институт копродукций процветает, только он носит чисто технический характер и базируется на финансовых соображениях, причем не вполне рыночных: речь идет прежде всего об освоении бюджетов европейских фондов.
Россия, хоть и вступила недавно в Евримаж (одну из главных евроструктур, стимулирующих копродукции), в этот институт, по существу, не встроена. И прежде всего — не организационно, а ментально. Последний всплеск моды на копродукции пришелся на начало 90-х годов, когда у нас острили, что "каждый третий русский фильм — французский", и это не было сильным преувеличением. Тогда, впрочем, подход россиян был сугубо прагматическим: французский синдикат кино просто-напросто спонсировал кинопромышленность России как "развивающейся страны". Но как только мы встали с колен и вступили в эру нефтяной лихорадки, послышались разговоры, что "у нас у самих бабок полно" и что "нечего попрошайничать у европейских бюрократов". Правда, разразившийся кризис сбил эту спесь, но связываться с двойной бюрократией (нашей и европейской) мало кто хочет, а еще меньше тех, кто это делать умеет.
За последние годы проведено огромное множество официальных переговоров, не говоря о профессиональных конференциях на тему копродукций, подписаны межправительственные соглашения, недавно создана Российско-французская киноакадемия, призванная возбуждать этот процесс. Но больших результатов пока нет, в основном дело сводится к участию иностранных компаний в проектах наших известных режиссеров — Александра Сокурова, Алексея Учителя или Александра Миндадзе. Наши продюсеры пассивны на международном рынке, только сейчас попытку сломать эту традицию предпринимает в Америке Александр Роднянский.
Схема обычной, без затей, копродукции предельно проста. Девушка из страны А влюбляется в парня из страны Б, и дальше по ходу движения сюжета они противостоят, преодолевают — успешно или нет — политические ситуации и военные конфликты, культурные различия и национальные предрассудки. На этой базе строится, судя по всему, сюжет запущенной в производство российско-французской копродукции "Василиса Кожина".
Возвращаюсь к началу — фильму "4 дня в мае". Он убеждает, что возможны и другие пути — не поисков компромисса ради компромисса, нивелирующего всякую остроту, а скорее наоборот. Несмотря на сентиментальный привкус отцовской темы, в фильме достаточно острых углов, чтобы задеть и ту, и другую сторону. Немцы, вероятно, ожидавшие более жесткого описания нравов советских солдат, были разочарованы: в фильме не прозвучало ни одного ругательного слова, ни одна из немок не была изнасилована, а даже робкая попытка пофлиртовать (с помощью Шуберта, исполненного на фортепьяно!) кончилась заключением провинившегося под стражу. Как будто старое советское кино, но не совсем! Фильм попадает в русло табуированной правды о войне: не всегда и не только "наши" против немцев, но также порядочные люди против большевистско-особистского клана. Нечто подобное мы давным-давно видели у Алексея Германа, а недавно — в фильме Сергея Лозницы "Счастье мое". Кстати, он был снят в украинско-немецко-голландской копродукции, без русских денег. На следующий проект режиссера (по Василю Быкову) их все же выделила частная российская компания, так что, хоть и не в лице государства, Россия будет соучастницей очередного "преступления" — наряду с Германией, Латвией и другими европейскими странами.