Выставка фотографа и дизайнера Мохо-Надя

Работы авангардиста по-прежнему не нужны пролетариату

Открылась фотовыставка Мохой-Надя
       В музее-мастерской Варвары Бубновой (Дорогомиловская, 4) открылась выставка фоторабот известного художника-модерниста Ласло Мохой-Надя (1895-1946). Коллекция из 30 произведений, демонстрировавшаяся в различных европейских выставочных центрах, предоставлена Гете-институтом и экспонирована фотогалереей "Среда".
       
       "Трансформированные снимки-загадки, снимки-ребусы, может, и позабавят своей необычностью глаз сытого буржуа, но пролетариату такое искусство не нужно!" — так писал о Ласло Мохой-Наде журнал "Советская фотография" в начале 30-х годов. Спустя шестьдесят лет журнал конъюнктурно поправился, опубликовав статью Георгия Кулакова "Мохой-Надь и 'Баухауз'", после чего имя мэтра конструктивизма, о котором до этого знали лишь тайные поклонники западной фотографии, типографики и дизайна, стало известным и широкой публике. Впрочем, знакомство с этим искусством могло бы состояться и раньше: все 70-80-е годы полки магазина "Дружба" были завалены монографиями-гроссбухами о Мохой-Наде, которые регулярно поставлялись из ВНР. Народной Венгрии позволялось гордиться своими соотечественниками, пусть и модернистами, массовый же нелюбопытный советский читатель шарахался от незнакомого языка и непонятного имени.
       Мохой-Надь связан с Венгрией так же, как Виктор Вазарели, Никола Шеффер и Джозеф Кошут — то есть всего лишь там родился. Оттуда он вывез докторат по праву, тяжелое ранение на фронте (в 1914-15 гг. он служил в австро-венгерской армии) и элементарные навыки рисования. После падения Венгерской советской республики — бегство в Вену, после работы на местный агитпроп — встреча с немецкими дадаистами Раулем Хаусманном и Куртом Швиттерсом, русским конструктивистом Эль Лисицким, и в 1922 году — первая выставка абстрактных работ в берлинской галерее Der Sturm. Видимо, та легкость, с какой Мохой-Надь схватывал все новое, его оригинальное восприятие, неотягощенное рутинным художественным образованием, были достаточным основанием для знаменитого Вальтера Гропиуса, чтобы назначить молодого венгра наряду с Кандинским, Клее и Файнингером профессором "Баухауза" — Высшей школы художественного конструирования.
       В этой мастерской авангардистского творчества (точнее жизнестроительства, поскольку программой максимум было тотальное модернизирование среды обитания — от архитектуры до одежды, от дизайна до театра и кино) приветствовались любые нестандартные решения. Неуемная изобретательность Мохой-Надя пришлась здесь весьма кстати. Нередко в погоне за новшествами он поручал доводить свои работы студентам, как впоследствии отдавал непроявленные пленки в фотолаборатории, тем самым освобождая себя от рукомесла для "истинного творчества". И в этом смысле фотограмма для него была идеальной техникой, поскольку не требовала никакой технологии: предмет непосредственно помещался между светочувствительной бумагой и источником света. Эффекты "светового дизайна" получались завораживающие, напоминая научно-техническую микросъемку и галлюцинации.
       Некоторые считают Мохой-Надя родоначальником абстрактной фотографии. С ними не согласны поклонники Ман Рея, Шада, у почитателей Родченко и Эль Лисицкого тоже на этот счет есть контраргументы. Впрочем, споры о первенстве — вечная интрига истории классического авангарда. К тому же Мохой-Надь довольно скоро теоретически закрепил свое изобретение в публикации 1922 года в журнале "Де Стийл". Возможно, предвосхищая будущие дебаты Мохой-Надь окрестил свои авторские фотомонтажи "фотопластикой". Действительно, в "Баухаузе" он вел наряду с курсом фотографии и типографики и класс современной пластики, экспериментируя со светодинамическими конструкциями.
       К фотографии же как к таковой, то есть к съемке камерой, Мохой-Надь обратился позднее, в конце 1920-х годов, когда вслед за Гропиусом ушел из "Баухауза". К этому времени относятся его такие известные работы, как "Вид с радиовышки. Берлин", "Парковка в Чикаго", "Медовый сот" и многие другие. Снятые "с точки зрения птицы или червяка", с двойной экспозицией или с фотоувеличением, они до сих пор вызывают у зрителей головокружение. Другое дело, стали ли они "нужны пролетариату"? Видимо, журнал "Советское фото" 30-х годов был прав.
       
       МИХАИЛ Ъ-БОДЕ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...