 |
| Ким Филби (в центре) в музее КГБ. Конец 70-х |
В искренности своих агентов спецслужбы сомневаются всегда и везде. Не был исключением и СССР. На Лубянке не без оснований считали, что для сотрудничества агента с ней должны существовать серьезные мотивы: например, идеологические или финансовые.
 |
| В Москве сомневались в лояльности Филби. И для проверки поручили ему украсть несколько документов из кабинета отца — крупного чиновника |
Судя по всему, в тридцатые годы кураторы Филби пытались посадить его на финансовую иглу, но безуспешно: его семья была вполне обеспеченной, а сам он не был ни транжирой, ни скупцом, ни игроком.
Шефы из НКВД пытались скрепить дружбу с Филби кровью — в 1938 году, во время гражданской войны в Испании, его планировали привлечь к операции по ликвидации генерала Франко. Но покушение не состоялось.
Во время очередной проверки на лояльность кураторы с Лубянки поручили Филби украсть несколько документов из кабинета его отца — высокопоставленного чиновника. Бумаги были получены, но сомнения Москвы окончательно не рассеялись. А после его успешного внедрения в британскую разведку в 1940 году только усилились. Как рассказывал мне бывший начальник внешней контрразведки Первого главка КГБ, после начала второй мировой войны в сообщениях Филби была масса ценной информации по Германии и довольно мало действительно интересных сведений об Англии.
 |
| Карточки с характеристиками британских агентов, работавших в СССР, молодому сотруднику разведки Филби удалось получить, подружившись с начальником архива |
Вскоре Филби получил задание, которое должно было в большей или меньшей степени уменьшить подозрительность Москвы. Ему приказали добыть списки английской агентуры, работающей в СССР. Как утверждается в мемуарах Филби, это задание Москвы ему удалось выполнить без особых проблем:
"Билл Вулфилд, начальник архива, вскоре стал моим приятелем... В архиве хранились дела, известные как книги-источники. В них содержались данные и характеристики агентов SIS, действовавших за границей... Когда я дошел до книги-источника по Советскому Союзу, выяснилось, что она состоит из двух томов. Проработав до полного удовлетворения оба тома, я обычным порядком вернул их в архив".
Конечно, поверить, что в британской разведке документы хранились так небрежно и молодой сотрудник мог легко получить доступ к информации, которая не имела к его работе ни малейшего отношения (Филби занимался Испанией и Португалией), довольно трудно. Но то, что он действительно передал данные о британской агентуре в СССР,— факт. Правда, в советских документах информация об этих агентах, полученная в 1942 году от Филби, называется не копией книг-источников, а кодовыми карточками, в которых кроме номера или клички агента содержались некоторые биографические данные о нем.
Получив кодовые карточки Филби, руководство разведки НКВД было обязано передать их в контрразведку для выявления и ареста предателей родины. Но ничего подобного не произошло.
Возможно, сначала к карточкам отнеслись как к информации из сомнительного источника. Но даже в 1943 году, когда Филби передал абсолютно точную информацию о подготовке немцев к наступлению под Курском и расследование, проводившееся в Москве в отношении него, было прекращено, карточки осели мертвым грузом в архиве разведки.
Кроме того, как говорил мне бывший заместитель министра госбезопасности, возможно, разведчики опасались, что аресты английской агентуры могут привести к провалу Филби. "С другой стороны,— вспоминал бывший контрразведчик,— они никогда добровольно не делились с нами информацией. Не было у нас дружбы. Мы называли их 'пижонами', они нас — 'жополизами'. За что? За то, что нам часто приходилось докладывать информацию так, как этого хотели наверху".
До контрразведки карточки Филби дошли только в 1946 году. Новому министру госбезопасности Абакумову доложили о существовании этой ценной информации, и он приказал "взять ее немедленно в работу". Однако, как рассказывал мне тот же заместитель Абакумова, отдел контрразведки, занимавшийся британской агентурой, столкнулся с весьма специфической трудностью. "Ни один человек не соответствовал в точности описаниям с карточек. Чем больше наши ребята работали, тем шире становился круг подозреваемых". Работу пришлось активизировать в конце 1947 года.
 |
| Номером первым в списке подозреваемых на основании карточек Филби был замминистра морского флота Александр Афанасьев, во время войны отвечавший за перевозки грузов, полученных по лендлизу |
"В конце ноября,— рассказывал заместитель Абакумова,— в районе Лосиного острова лесник задержал английского военного атташе. Что он там искал, осталось неизвестным. Главный недруг Абакумова — Берия — поднял вокруг этого случая страшный шум прямо в кабинете Сталина. Кричал, что лесник работает лучше контрразведки, что атташе искал тайник для организации связи со своими агентами в Москве и что МГБ этих агентов не ищет и не ловит. После взбучки у Сталина Абакумов вернулся в министерство злее сатаны и вызвал меня к себе. Указание было одно: бросить все силы на борьбу с английской агентурой.
Я вызвал к себе руководителей английского отдела Николая Мякотных и Юрия Узлова, которые доложили, что сами по себе карточки ничего не дают. И товарищи из разведки не хотят сообщать ничего дополнительно. А поскольку время поджимает, продвинуться в этом деле можно следующим образом. По данным английского отдела, на вербовке советских граждан специализируется группа опытных разведчиков. Четверо из них были установлены абсолютно точно. Они регулярно искали подходы к нашим дипломатам, торговым представителям и морякам в Англии. Кроме того, члены этой четверки время от времени под разными предлогами приезжали в СССР.
Мы решили выделить из списка подозреваемых на основании карточек тех, кто когда-либо встречался с установленными нами вербовщиками. Таких оказалось пять человек. На них мы и сосредоточили свое внимание. Номером первым в новом списке был Александр Афанасьев — заместитель министра морского флота СССР. Я внимательно проштудировал все материалы о нем. Подозрения относительно него появились давно. Судно, на котором он был капитаном, из-за аварии длительное время простояло на ремонте в Англии. И тогда, и в Москве он много и тесно общался с сотрудниками британских спецслужб. И поэтому еще во время войны за ним с санкции ЦК велось наблюдение. Но доказательств передачи информации англичанам не обнаружили, и разработка на него хранилась в отделе.
Но прослушивание телефонов, кабинета и квартиры не принесло никаких результатов. Затем Абакумов поручил дать полную записку по Афанасьеву в ЦК. И плюсы, и минусы. Была подготовлена записка. Помню, что в ней говорилось примерно следующее: 'У нас нет оснований утверждать, что он агент. Нет доказательств. Но есть ряд сомнительных, вызывающих подозрения обстоятельств, в том числе и кодовые карточки'.
Записка ушла. Через какое-то время Абакумова вызывают к Сталину. Придя в министерство, вызывает меня, Узлова, Мякотных и говорит: 'Я вам не свои предложения передаю, а мысли, высказанные товарищем Сталиным. Давайте проведем такую оперативную комбинацию. Афанасьева, в котором надо разобраться, кто он и что он, захватят якобы американские представители, разведчики. Нужно привезти его на конспиративную квартиру и начать с ним разговор о сотрудничестве, подчеркнув, что у нас, американцев, есть данные, которые говорят о его причастности к контактам такого рода с англичанами'".
10 апреля 1948 года в самом центре Москвы, возле Красной площади, у машины Афанасьева, лишь за несколько дней до того принявшего на себя исполнение обязанностей министра морского флота, неожиданно оказались пробитыми сразу две шины. Из остановившегося рядом "Бьюика" вышел хорошо одетый мужчина, который, назвав Афанасьева по имени и отчеству, предложил подвезти его. Афанасьев стал отказываться, но мужчина тихо сказал, что поехать стоит. Потому что в противном случае он может сделать Афанасьеву смертельный укол, а затем сбросить труп в Москву-реку. Ошеломленному министру на глазах его шофера надели на голову мешок и увезли в неизвестном направлении. Афанасьев запомнил лишь, что ехали они по ровной дороге, а затем раздался скрип ворот. В комнате с зашторенными окнами "военный атташе посольства США в Москве", а на самом деле полковник МГБ Шлюгер, сыграл все так, как и было предписано ему руководством. А министр, чтобы поскорее вырваться, согласился еще раз встретиться с "американцем".
 |
| В 1954 году генпрокурор СССР Роман Руденко признал: данные Афанасьева не соответствуют данным разыскиваемого агента |
Освобожденный Афанасьев бросился в Кремль, где немедленно рассказал о случившемся Берии. Оказавшийся здесь же Абакумов стал уверять Лаврентия Павловича, что министр явно пьян, и ему не стоит верить. Но затем пообещал разобраться и просил Афанасьева принять участие в аресте вражеских разведчиков.
Наверное, дело могло завершиться мнимым арестом мнимого атташе. Доклад о результатах чекистской комбинации не убедил Сталина в предательстве Афанасьева. К тому же на его невиновности настаивал Берия: как зампред Совета министров он курировал флот, и получалось, что он просмотрел английского шпиона у себя под носом. Сам Афанасьев ничего сказать в свое оправдание не мог — он попал в больницу, причем ни один врач не мог поставить определенный диагноз. Судя по всему, люди Абакумова подсыпали какое-то зелье Афанасьеву в лимонад.
Но Афанасьев совершил фатальную ошибку. Вот как он описал это в своем заявлении министру внутренних дел СССР Сергею Круглову через пять лет после ареста:
"Плавая на судах Балтийского морского пароходства на линии Ленинград--Лондон, я получал задания от Ленинградского МВД по доставке людей, работников Коминтерна... По приходе судна в Лондон, когда на борт являлась полиция, после осмотра судна и проверки документов, угощая их завтраком, давали и выпить, причем это делалось в судовом ресторане открыто. Часто давали им или водки, или банку икры. Обыкновенно, пока они пьянствовали на судне, за это время выполнялись задания...
На явке американской разведки... мне заявили, что им известно, что я связан с английской разведкой, я отвечал, что если это так, то им проще связаться с английской разведкой и получить все, что им надо там. И если я связан с английской разведкой, пусть назовут мой номер или кличку (я знал, что, когда выполнял задания МВД, меня иногда спрашивали кличку, но я ее не имел)...
Я допустил большую ошибку, когда после моего похищения Абакумов предложил мне описать все как было. В заявлении я, написав, что разведчики сказали, что они располагают компрометирующим материалом против меня, не написал, что я потребовал, чтобы мне сообщили номер или кличку. Я был не только ошеломлен, но после всего, что я пережил после похищения, я был в очень возбужденном, вернее невменяемом, состоянии..."
Получалось, что Афанасьев хочет что-то скрыть от органов. И поэтому в качестве главного аргумента Абакумов, по словам его заместителя, предъявил вождю магнитофонную запись всей беседы на конспиративной квартире. И услышав слова Афанасьева: "Назовите мою кличку", вождь дал санкцию на допрос министра.
 |
| После бегства в СССР Филби рассчитывал занять важный пост в КГБ. Но получил только дачу, квартиру и машину |
26 апреля 1948 года Афанасьева привезли на Лубянку и допрашивали с пристрастием несколько месяцев — до тех пор, пока он не "сломался". Лишь после этого был получен ордер на арест. К обвинению в шпионаже добавилась троцкистско-вредительская работа, и 14 мая 1949 года особое совещание при министре ГБ приговорило Афанасьева Александра Александровича, 1903 года рождения, к двадцати годам лишения свободы.
Однако в его виновность верили не все. Мне удалось найти в архиве МВД документ, в котором говорилось, что 15 июня 1949 года, месяц спустя после того, как арестованный Афанасьев из рук МГБ попал в ГУЛАГ МВД, его предложили назначить заместителем начальника строительства морского порта в районе Игарки на реке Енисей. Можно предположить, что о нем позаботился Берия.
И не прошло и года после ареста самого Абакумова в 1951 году, как Афанасьева досрочно освободили от отбывания наказания, а в январе 1954 года генеральный прокурор Союза ССР Роман Руденко направил в Военную коллегию Верховного суда СССР протест, в котором говорилось:
"Основанием к аресту Афанасьева послужили материалы о том, что Афанасьев имел некоторые сходные биографические и другие данные с разыскиваемым МГБ СССР кодовым английским агентом #21106...
На следствии Афанасьев... признался в том, что был в 1933 году завербован представителем администрации лондонского порта Ричмондом и передал английской разведке сведения секретного порядка...
Бывший заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР Комаров, ныне арестованный как один из сообщников Абакумова, расследовавший дело Афанасьева, признал, что Афанасьев дал показания о принадлежности к английской разведке после того, как к нему применили изнурительный режим следствия и посадили его в карцер. Из обзора тюремного дела Афанасьева видно, что он длительное время путем беспрерывных допросов фактически лишался сна...
По заключению МВД СССР, наряду с некоторым сходством характеризующих данных кодового агента с биографическими данными Афанасьева имелись существенные расхождения. В частности, у разыскиваемого агента отец расстрелян, а у Афанасьева осужден и умер в 1932 году; английский агент имеет дядю — датского подданного, проживающего в Копенгагене, у Афанасьева никто из родственников за границей не проживает; агент окончил морской техникум в 1929 году, а Афанасьев — в 1925 году.
В связи с этим очевидным несоответствием данных Афанасьева с данными разыскиваемого кодового агента МГБ СССР, не закончив следствия по делу Афанасьева, арестовало по тем же подозрениям другого человека — Дмитриченко (также, по словам ветеранов МГБ, оказавшегося невиновным.— Ъ)...
Таким образом, дополнительной проверкой установлено, что никаких доказательств шпионской деятельности и принадлежности Афанасьева к антисоветской организации не имеется..."
Карточки раздора
Не помогли карточки Филби и выявить агентуру англичан в советской Средней Азии, о существовании которой сотрудники МГБ знали из других источников. Зато на протяжении нескольких лет английский отдел контрразведки фактически все свои силы тратил на их проверку. Но ни одного описанного в карточках агента так и не обнаружил.
История с карточками Филби привела к резкому обострению противоречий внутри советских спецслужб. После нее Берия делал все, чтобы стереть в лагерную пыль Абакумова, а отношения разведчиков и контрразведчиков были испорчены на долгие годы.
Словно бы для того, чтобы подтвердить правоту разведки и углубить пропасть между ней и контрразведкой, Филби передал данные о десятках британских агентов, которых собирались забросить в СССР и социалистические страны. Но все эти люди были мелкими сошками.
После бегства в СССР в 1963 году Филби рассчитывал получить более или менее важный пост в КГБ, но вместо этого попал, как он говорил, в "золотую клетку". Его не обошли наградами и материальными благами, но до конца жизни держали под колпаком.