В Национальной галерее в Лондоне открылась выставка "Молодой Гейнсборо". Мода на английскую живопись, столь сильная еще в недавнем прошлом, сейчас уже прошла. Как будто стараясь спасти Гейнсборо от его популярности, в Лондоне устроили выставку, которая для большинства публики, не слишком отравленной ядом знаточества, вполне может стать откровением. Художник, любимый многими за блеск и роскошь даже в изображении нищеты, предстает скромным, робким и неловким. И от этого еще более очаровательным, как считали и считают снобы и эстеты вроде миллиардера Поля Меллона, собравшего в послевоенные годы одну из крупнейших в мире коллекций раннего Гейнсборо.
Грубо говоря, все творчество Гейнсборо делится на два больших периода: до переезда в Бат и после него.
Бат — моднейший во второй половине XVIII века английский водный курорт, куда стекался весь высший лондонский свет и все, кто хотел считаться принадлежащим к нему. Бат — это роскошь, интриги, сногсшибательные туалеты, скандалы принца Уэльского, остроумнейший в мире table talk, грязевые ванны и портреты Гейнсборо.
Того Гейнсборо, что любим всеми, — Гейнсборо "Прогулки" и "Мальчика в голубом", картин, своей шикарной небрежностью письма пленивших любителей XVIII века и, кажется, будто созданных по советам эстетов, родившихся век спустя после того, как эти портреты вышли из-под кисти художника. Того Гейнсборо, что требовал за погрудный портрет сто фунтов, а за портрет в рост — сто пятьдесят.
До своего переезда в Бат Гейнсборо получал по десять фунтов за портрет, и его заказчиками были не гордые лорды, а скромные сквайры. Этот период Гейнсборо гораздо менее известен широкой публике, и фигурки в скромных, но достойных платьях, несколько натянуто застывшие на фоне рокайльных пейзажей, вызывают удивление у неподготовленного зрителя. И непонятно, как художник мог совершить этот скачок, преодолеть пропасть, отделяющую неприхотливую провинциальную гостиницу от аристократического салона. Резкий контраст между ранним и поздним Гейнсборо можно объяснить лишь только общей парадоксальностью английского характера.
Про первые портреты художника один из современников и его ближайший друг сказал следующее: "Очень похожи, но вяло написаны и с плохим колоритом..." Это мнение, справедливое лишь только с точки зрения конца XVIII века, в основном господствовало до середины нашего века. Простота и наивность раннего Гейнсборо, игнорируемая XIX и первой половиной ХХ века, нашла своих горячих поклонников в 60-е годы. Все более усиливающийся восторг перед наивным искусством, перед Руссо и художниками-непрофессионалами привел к реабилитации провинциального искусства XVIII века, в том числе и раннего Гейнсборо.
Английская живопись, заполнявшая усадьбы джентльменов со скромным достатком, все время находившаяся в тени великих знаменитостей вроде Рейнолдса, Ромни и Хоппнера, вдруг оттеснила на аукционах и выставках этих корифеев в тень и стала более желанной для коллекционеров. Пиком успеха скромной поместной английской живописи можно считать 80-е годы, когда картины Джорджа Стаббса, изображающие в безыскусной топографической манере сельские конюшни и их владельцев, сорвали рекордные цены на международных аукционах и стали столь же вожделенными объектами для крупных музеев, как и работы общепризнанных гениев.
Наша же культура была мало затронута этими изысканными вкусовыми играми любителей английского искусства, так как в отечественных собраниях подобного рода живопись отсутствует.
Сходным, почти параллельным явлением у нас была мода на ярославский портрет и Сороку. Тем не менее и к английскому варианту реабилитации провинциальной простоты в СССР приобщилась вся интеллигенция весьма замысловатым способом. В культовом в эпоху застоя фильме Лукино Висконти "Семейный портрет в интерьере", первом фильме этого режиссера, показанном почти открыто после "Рокко и его братьев", большую роль играет коллекция семейных портретов главного героя и в особенности один из них работы малоизвестного Артура Дэвиса, послужившего отправной точкой всей сюжетной интриги.
Куклообразные персонажи Артура Дэвиса, помещенные в милый наивный пейзажик, олицетворяли для Висконти давно утраченный век европейской культурности. Итальянский режиссер отнюдь не был первым апологетом Дэвиса — этот художник, вместе с другими англичанами того же направления, в том числе и ранним Гейнсборо, ко времени создания фильма уже был героем многих монографий и выставок.
В СССР эта интеллектуальная мода была преподнесена уже в готовом виде самим Лукино Висконти, и плакат одной из выставок из австралийских собраний с изображением картины Дэвиса, совпавшей по времени с демонстрацией "Семейного портрета", висел во многих домах Ленинграда.
На Западе скромной выставочной афишей не удовлетворялись, и интеллигентные миллиардеры, вроде уже упоминавшегося Меллона, подобно герою фильма Висконти, наперегонки бросились собирать семейные портреты, называемые по-английски conversational pieces.
Среди их авторов Гейнсборо был одним из наиболее сильных и дорогих мастеров. Именно с такими вещами, с портретами сельских дворян, а не с портретами герцогинь и виконтесс, теперь связывалось такое перманентное понятие британской культуры, как "чисто английское обаяние". Англичане, всегда чувствующие, что пластические искусства их слабое место, и несмотря на все удачи национальной школы живописи на международных аукционах, страдающие комплексом неполноценности, сделали ставку именно на простоту, заметив, что их роскошь несколько приелась.
Однако выставка в Национальной галерее несколько запоздала. Цены на такого рода вещи и так достаточно высоки, что подразумевает не только и не столько их материальную стоимость, сколько обеспечивает их имидж в истории искусства. Что-либо новое в безоблачной прелести английской пасторали открыть уже не удастся, и для того, чтобы подогреть остывающий интерес к Гейнсборо, можно было бы придумать что-нибудь и поизощреннее.
Например — акцентировать бесконечно мучивший художника разрыв между воинственной скромностью благочестивого быта его родителей и жены, правоверных методистов, и его собственным вкусом к католической роскоши живописи ван Дейка, столь идеально воплотившего дух двора Карла I. В этом случае мог бы завязаться конфликт во вкусе Гринуэя, и интеллектуальная публика не стала бы обходить картины Гейнсборо, устремляясь к выставке итальянской живописи из коллекции Дэниса Мэхона, также сейчас открывшуюся в Национальной галерее.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ