СМИ помогают преступникам стать знаменитыми
Свято место пусто не бывает. Если иных героев нет — крутизна становится добродетелью и, соответственно, самый крутой — Саша Македонский к примеру — героем. Российские СМИ (в силу причин исторических) по сути дела оказались лишены какого бы то ни было инструментария для того, чтобы освещать "эпоху первоначального накопления капитала". Да и само это эвфемистическое выражение по своей бесстрастности уже подозрительно и стоит ровно столько, сколько звонкая и бессмысленная риторика социалистических времен.
Недостаток выраженного, внятно объясняемого положительного начала (назови его хоть национальной идеей, хоть строительством коммунизма, хоть общечеловеческими ценностями) приводит к тому, что общество не находит сил на сколько-нибудь внятную реакцию на события вопиющие. Эта реакция не важна, пока то, что принято неопределенно называть криминальным миром, не подступит вплотную. В газетах процесс Япончика или смерть Македонского выглядят любопытными казусами. Беда в том, что, когда честного обывателя это касается непосредственно, бывает поздно. Заяц может обмануть волка только в мультфильме.
Через несколько дней цинковый короб с телом прибудет в Шереметьево. Тряский, по-казенному холодный автобус отвезет мрачный груз в какой-то из московских моргов. Потом, надо полагать, гроб установят в кладбищенской церкви, и над останками одного из самых изощренных профессиональных убийц, каких знала история российской преступности, прозвучат раскаленные и величественные слова православной панихиды. И с тем душа Александра Солоника перейдет в пределы, где она недосягаема для наших, земных, моральных оценок.
Нам же остались биография "курганского рэмбо" и загадочные кассеты, на которые этот человек невысокого роста, с заурядным русским лицом — выделялись на нем, судя по фотографиям, холодные глаза, — надиктовал историю своей жизни так, как он ее себе представлял.
Существует проблема языка: говоря несколько упрощенно, мы вынуждены использовать по отношению к убийце те же эпитеты, которыми пользуемся в обычной жизни: ну, например, "выдающийся". Нейтрализовать положительный оттенок, которым снабжается в повседневной речи всякое упоминание об экстраординарности, невозможно. Это не чистая филология — по сути дела, общественное сознание точно так же пасует перед тем, что происходит.
Никакая область общественной жизни не дает таких ярких и драматических сюжетов, как преступность. "Революция — это театр на улице", — говаривал кто-то из радикалов шестидесятых годов. Внимание СМИ к фигурам наподобие покойного Саши Македонского, чьим звездным часом был кровавый перформанс на Петровско-Разумовском рынке, — явление неизбежное. И на первый взгляд, кажется, единственно возможный подход и единственно возможная интонация: спокойно-отстраненная. Родился, вырос, служил. Изнасиловал, посадили, сбежал. Убил, посадили, сбежал. Наконец, отыскали и удавили. Просто сказать: "Ну и слава Богу, есть на свете справедливость, а вообще-то нам не до того", к несчастью, недостаточно. Хотя бы потому, что такого рода подход нарушает необходимое моральное равновесие: "Хроника происшествий", равнодушно внимающая добру и злу, должна занимать столько же места, сколько летопись общественного возмездия "Из зала суда". В моей голове не укладывается несколько отстраненное любопытство, с которым российские медиа следили за процессом Япончика. Нас это как бы не касается, что ли? Этот вековечный российский фатализм — дескать, что тут поделаешь, мы вот выпустили, а они посадили, — помимо всяких философских аспектов имеет и житейскую сторону. Безразличие к отдельным фактам дает нарастание общественной энтропии.
Впрочем, Македонский, может быть, еще не самый радикальный пример. Нам повезло, что президентом Чечни не стал Шамиль Басаев — герой ровно того же плана. При желании ведь и покойного Солоника можно представить неким борцом за идею, человеком, сделавшим свой выбор, заключавшийся в вызове обществу, которое его не устраивало. Надо полагать, пресловутые аудиокассеты содержат какую-нибудь такую апологию.
Ситуация такова, что развенчание или возвеличивание фигур наподобие Македонского — целиком на совести СМИ. Когда В. Познер беседует с киллером в маске, на мой взгляд, единственно возможная реакция — это немедленно выключить телевизор. Поскольку, если этот киллер ненастоящий, все это неинтересно и никому не нужно. Но если настоящий? Помимо правил телевизионной игры существуют же еще и некие фундаментальные, неотменяемые правила, вне выполнения которых просто невозможна жизнь никакого общества. Это нельзя показывать и нельзя смотреть. Шамилю Басаеву нельзя подавать руку. Сашу Македонского нельзя называть выдающимся. Япончика — умным и интересным человеком. Все просто: рядом своих действий эти персонажи поставили себя вне понятий, применимых к другим, обычным людям.
Наш мир таков, что попасть в "ящик" — это знак доблести и символ общественной состоятельности. Огни рампы, самая публичность того или иного персонажа словно бы как-то оправдывают его деяния, уводят их от общепринятой человеческой ответственности: что-то вроде "на миру и смерть красна", но только с обратным знаком — смерть-то чужая.
Как ни архаично это звучит, но и телевидение, и газеты — все это, по определению, прежде всего часть культуры. И ответственность этого общественного института была просто и отчетливо сформулирована в одной старой книге. Сначала было слово. Сначала Солоник посмотрел "Рэмбо". Сейчас некий безвестный спецназовец смотрит на лицо убийцы на первой полосе газеты и решает для себя, с кого он "сделает жизнь".
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ