 |
Очень хочется здоровья и бессмертия
На практике полная расшифровка генома человека означает, что ученым удалось определить последовательность нуклеотидов в ДНК человека. Молекула ДНК — носитель нашей наследственности — это очень длинная цепочка, состоящая из звеньев — тех самых нуклеотидов, которых в природе всего четыре и которые для краткости обозначают буквами "А" (аденин), "Т" (тимин), "Г" (гуанин) и "Ц" (цитозин). То есть теперь у ученых перед глазами очень длинный ряд, который выглядит примерно так: ...АГТТЦЦАААГЦТАГГЦТАТТЦГАЦТ... Если выписать эти буковки — а их несколько миллиардов — в строку, она вытянется на шесть километров. Непонятно, но впечатляет.
Правда, генов оказалось меньше, чем думали ученые. Всего 30 тыс. вместо ожидаемых 100 тыс. Это, пожалуй, и было единственным научным открытием. Все остальное — расшифровка пока никому не понятных последовательностей нуклеотидов между генами, которые занимают 90% места в молекулах человеческой ДНК,— лишь ставит перед учеными новую задачу: понять, зачем нужен этот генетический груз. Практического значения эта информация пока не имеет. И информация о подавляющем большинстве из 30 тыс. человеческих генов, которые отныне известны "в лицо", тоже ничего революционного не сулит. Придется еще долго разбираться, за что отвечает каждый из них. Косвенным, но очень показательным свидетельством заурядности события может служить полное затишье на рынке ценных бумаг геномных компаний. Никакого ажиотажа среди инвесторов не наблюдается, скорее наоборот: с момента первого сообщения летом прошлого года о том, что человеческий геном вот-вот будет расшифрован окончательно, акции геномных компаний даже слегка упали в цене.
Вот уже десять лет расшифровка человеческих генов — рутинная процедура, которую практически без участия человека делает автоматическое устройство под названием секвенатор. Сами ученые давно утратили интерес к этому скучному лаборантскому занятию — расшифровкой генов последнее десятилетие ведают не научные институты, а коммерческие геномные компании.
Тем не менее мощная пиаровская компания в мировых СМИ по поводу расшифровки человеческого генома продолжается. Перепись генов подается так, будто отныне наша жизнь изменится, все болезни останутся в прошлом, а клонирование людей продлит нам вечную молодость и даже даст биологическое бессмертие. Надо признать, что кампания построена грамотно и бьет в самую больную точку нашего сознания. Очень хочется быть здоровым и бессмертным.
Торговля серым веществом
На первый взгляд рекламный бум вокруг генов выгоден самим ученым. Чем грандиозней возможные последствия их открытий, тем выше статус ученого в обществе. И уровень его благосостояния. Даже неизбалованные российские ученые, работающие в области молекулярной генетики, сейчас отказываются от грантов в десятки тысяч долларов. Счет начинается с сотен тысяч — именно столько нынче стоит охота за одним геном. Причем в такие суммы оценивают самые "плохие" гены человека, поломка которых ведет к пока не излечимым болезням. По оценкам специалистов, таких генов наберется всего несколько десятков. И за каждым идет охота сразу в нескольких ведущих лабораториях мира.
Однако даже когда "плохой" ген выслежен, пойман и изучен со всех сторон, это вовсе не означает, что о сахарном диабете или о болезни Альцгеймера можно забыть. Эти гены известны уже несколько лет, но лекарства против болезней пока нет. В идеале хорошо бы вырезать ущербный ген и вклеить на его место здоровый. Но такое возможно пока только теоретически. На практике с таким же успехом можно попробовать отрезать человеку голову и приставить на ее место, например, капустный кочан. Что реально возможно, так это дополнительно ввести чужой ген в геном живого организма. Но эта сложная и длительная процедура, которую можно осуществить только в самых элитных лабораториях мира, отработана уже лет десять назад, и ничего принципиально нового в последние годы на этом фронте науки не произошло. Никто из серьезных ученых, ценящих свою репутацию, не рискнет сейчас утверждать обратное.
Иными словами, сами ученые не причастны к мощной пропагандистской кампании, цель которой очевидна: внедрить в сознание потребителей важность и высокую стоимость молекулярной генетики. Ученые, будучи по определению неглупыми людьми, лишь пользуются моментом. Впервые после Хиросимы и Нагасаки их социальный рейтинг взлетел так резко, и грех было бы этим не воспользоваться. С недавних пор молекулярные генетики уже не довольствуются грантами, а включают в контракт пункт о том, какую долю они будут иметь от практического использования их исследований.
Кто же тогда потратил свои кровные деньги на расшифровку генома человека и теперь тратит их на эпохальный пиар?
Молекулярная пуля
Государственные программы по изучению генов человека существуют во многих странах. Это вопрос национального престижа. Вместе с тем за последние лет пять молекулярная генетика из чисто академической науки превратилась в перспективный и высокодоходный бизнес. В середине 1990-х годов наблюдался бум вложений огромных средств транснациональных фармакологических компаний в расшифровку человеческих генов и в первую очередь генов болезней человека. В результате было создано немало так называемых геномных компаний, крупнейшие из которых — Myriad Genetics, Incyte Pharmaceuticals, Newman Genome имеют довольно неплохой для компаний, занимающихся абсолютно новым бизнесом, заявленный капитал (при этом размеры инвестиций в них, сделанные такими фармакологическими гигантами, как Johnson & Johnson, Bayer, Schering Plough, SmithKline Beecham и некоторые другие, как правило, остаются закрытой информацией).
Традиционные методы фармакотерапии уходят в прошлое. Лекарство будущего — это молекулярная пуля, бьющая точно в мишень — нарушение обмена веществ на том же молекулярном уровне. Отлить нужную пулю для любой болезни, даже той, что сейчас считается неизлечимой,— задача вполне разрешимая. Но только при одном условии: если четко определена мишень. Докопаться до исходной поломки в организме на молекулярном уровне удается не всегда, чаще идут обходным путем — ищут ген или несколько генов, точнее, аномалию в них, которая и служит истинной причиной болезни, а потом подбирают нужное лекарство среди уже известных препаратов или синтезируют новый. Эти препараты и определяют нынешний бум в фармакологии. Если за весь ХХ век было создано 500 типов лекарств (и сотни тысяч их модификаций), столько же, если не больше, будет создано в ближайшие один-два года.
Вот, к примеру, сообщение агентства Reuters от 27 февраля сего года. "Компания Millennium Pharmaceuticals Inc. сообщила о покупке ею патента США на ген ACE2, который может быть связан с сердечной недостаточностью. Компания открыла этот ген прошлым летом, он кодирует синтез белка ангиотензина. До конца роль гена пока неизвестна, но наиболее активно он экспрессирован (работает) в тканях сердечной мышцы, почках и яичках. Патент подразумевает право использования гена для терапевтических и диагностических целей. Компании Millennium и Eli Lilly and Co. заключили соглашение о разработке геннотерапевтического лекарства от гипертонии и сердечной недостаточности".
На рынке генов
|
Собственных миллионов у геномных компаний, как правило, нет, и единственный выход для них — привлечь деньги инвесторов, которые согласились бы рискнуть миллионами сейчас ради многомиллиардных прибылей через 15-20 лет (таков сейчас средний срок создания лекарственных препаратов). Найти такого богатого инвестора проблематично. Например, геномной компании Darwin Molecular Corporation начальный капитал предоставили основатели Microsoft Corp. Билл Гейтс и Пол Аллен. Но таких инвесторов, как Гейтс,— раз-два и обчелся. Поэтому геномные компании делают ставку на широкие массы инвесторов — на простой народ. На Западе акции геномных компаний активно покупают даже те люди, которые никогда в жизни не задумывались, чем ДНК отличается от РНК, а нуклеотид аденин (А) от нуклеотида гуанина (Г).
Однако на сегодняшний день сверхприбыли сулит только каждая десятая научная разработка — риск капиталовложений 9:1 не в пользу коммерческого успеха. Проблему решают двумя путями. Первый — привлечение денег со стороны путем открытого акционирования. Так, в ноябре 1993 года компания Incyte Pharmaceuticals пустила в свободную продажу на фондовом рынке свои акции по $7,5; в декабре 1995 года цена акции составляла уже $241. В течение двух лет, с 93-го до конца 95-го, по стопам Incyte пошли еще по меньшей мере пять геномных компаний — Genome Therapeutics, Human Genome Sciences, Myriad Genetics, Sequana Therapeutics и Millenium Pharmaceuticals. Одноразовый выпуск акций этих компаний привлек до $50 млн от мелких индивидуальных инвесторов, а рост стоимости акций за первые год-два, с 1993-1994 до конца 1995 года, составил от 35 до 381% для разных компаний. За следующие два года, с 1995-го до 1997-го, цена акций росла гораздо медленнее, что вполне понятно — произошло их перераспределение среди держателей, скупка больших пакетов крупными корпорациями, да и сам рынок акций расширился за счет новых геномных компаний, решивших таким способом привлечь новые капиталы. С 1997 года котировки акций стабильно росли, в 2000-2001 году достигли пика, затем начали стабилизироваться, а в последние месяцы вследствие некоторой переоценки кое-где и пошли на убыль.
Второй путь снижения риска инвестиций в геномном бизнесе — это вложение капиталов в самые "плохие" гены. Большие перспективы для рынка открывают гены, ответственные за развитие шизофрении, простатита, астмы, атеросклероза, ожирения, депрессии, катаракты и глаукомы. Все вновь открываемые гены человека патентуются. На генетический код (информацию о гене) после двухлетних горячих споров (и, по всей видимости, не без нажима крупных фармацевтических ТНК) патенты стали выдавать во многих странах, включая США. В дальнейшем владелец патента может рассчитывать на получение части прибыли от лекарства, созданного в том числе и на основе его труда. В последнее время замечен интерес к генам со стороны косметических ТНК.
Кроме того, и сами продукты деятельности генов в чистом виде применяются для лечения многих, пока не излечимых другими способами болезней: иммунодефицитов, некоторых форм сахарного диабета, малокровия, лейкозов и т. д. Это, в свою очередь, может принести огромные прибыли фармацевтическим компаниям, владеющим патентами на гены.
Патентуются также методики переноса генов с помощью организмов-векторов (как правило, бактерий и вирусов) в другие организмы, а также биотехнологические методики наработки того или иного вещества с помощью генетически модифицированных микроорганизмов. Подобное патентование на Западе стоит порядка $20 тыс. (В России, для сравнения,— примерно $200. Никому не интересно патентовать подобные вещи в стране, где заведомо нельзя наладить производство с целью извлечения прибыли из открытий в области высокой технологии.)
Расходы на расшифровку одной буквы кода ДНК упали в последние годы с $10 до $1. То есть себестоимость простой расшифровки среднего гена, состоящего, например, из 20 тыс. нуклеотидных оснований, равна $20 тыс. А к 2010 году, по оценкам специалистов, столько будет стоить полный генетический паспорт конкретного человека (каждый ген существует в нескольких модификациях, и какая из них присутствует в ДНК данного человека, заранее сказать нельзя).
Вот, собственно, и ответ на вопрос "кому выгодно". Народ не должен жадничать, когда речь идет о лекарствах, которые раз и навсегда покончат с гипертонией и прочими надоевшими хворями. Тем более что риск потерять свои кровные, вкладывая их в геномный бизнес, не больше и не меньше, чем при любой другой биржевой игре.
ИЯ МОЦКОБИЛИ, ЕЛЕНА СИЗИКОВА
 |
|