Жан Люк Амслер: я уважаю Готье за независимость
В середине февраля в Москве по приглашению компании "Арбат Престиж" с трехдневным визитом побывал известный французский модельер, парфюмер и сценограф Жан Люк Амслер (Jean Luc Amsler). Он представил в столице свои новые духи Prive и часть летней коллекции pret-a-porter 2001-2002 годов, премьера которой состоится в марте в Париже. В эксклюзивном интервью НАТАЛИИ ОРЛОВОЙ модельер ЖАН ЛЮК АМСЛЕР признался, что в Москве он позволяет себе то, чего никогда бы не сделал на Западе.
— Говорят, вы любите эпатировать публику, надевая женское платье на мужчин?
— Я действительно пару раз натягивал дамские туалеты на манекенщиков. На показах в Париже. И публике это очень понравилось. Ведь женщины так долго и так беззастенчиво эксплуатировали мужской образ — короткие прически a la garson, брюки, подтяжки, пиджаки. Настала пора восстановить историческую справедливость. А почему бы нет? Почему бы, к примеру, мне не надеть на вашего мужа мои замечательные наряды? Может, таким он нравился бы вам больше?
— Как вы решились стать дизайнером?
— Прежде всего, я никогда не лазил в гардероб моей мамы за кофточками или шляпками. Но однажды, когда мне исполнилось 15 лет, я буквально в одночасье решил стать модельером. И до сих пор об этом не пожалел.
— Но в перерывах между коллекциями вы обращаетесь к музыке и пишете ремиксы...
— Когда работаешь в области моды, необходим постоянный источник вдохновения. Для меня таковым являются музыка и парижские улицы. Звуки и динамика — это все, что мне интересно, близко и понятно. Конечно, музыка и мода — это разные манера и техника, но у них определенно одинаковая чувствительность. К тому же и в музыке, и в моде прежде всего важен источник вдохновения, а не коммерция.
— Вы считаете себя модным человеком?
— Да, поскольку для меня быть модным означает быть собой. Соответствовать образу, который представляешь, и одежде, которую носишь. При этом не обязательно дизайнерской одежде. Вообще, на мой взгляд, дизайнерская одежда — это прежде всего каприз, настроение. И, вопреки существующему заблуждению, подходит далеко не всем и не всегда.
— А правда, что вы чуть не оставили моду ради живописи?
— После работы у парижского кутюрье Жан-Луи Шеррера я взял тайм-аут. И практически полностью отошел от моды. Мне хотелось попробовать себя в различных областях. Живопись показалась наиболее привлекательной. Но уже через пару лет я понял, что это слишком медленный процесс. И что это требует целой жизни. Тогда я бросил писать холсты и занялся музыкой, а еще рисовал эскизы для глянцевых журналов. Мода и музыка — это стремительные занятия, и они более соответствуют моему образу жизни и времени.
— Для кого вы писали ремиксы?
— Для себя. Но чаще для дефиле, которые я ставил в Доме Christian Dior.
— Для Галлиано?
— Нет, для Патрика Лавуа — теперь уже бывшего автора коллекций Christian Dior Monceigneur.
— По вашей коллекции, а вернее, по ее крохотной части довольно трудно судить о новых тенденциях...
— Я не следую тенденциям. И вообще, в Париже сейчас появилась главная тенденция — отсутствие единых тенденций. Теперь у каждого модельера представлены собственная цветовая гамма и свои любимые фасоны и стили. И теперь нельзя утверждать, что в моде такой-то цвет или такая-то форма юбки,— сегодня модно все, что предлагают дизайнеры. В большей или в меньшей степени.
— Но вы работаете с дорогими аксессуарами?
— Все, что вы видите здесь и в "7-м элементе" (в Москве одежда Амслера успешно продается уже около двух сезонов.— Ъ) — это Swarovski, посеребренный металл. И это модно.
— Говорят, что накануне визита в Москву вы сняли с ноги гипс?
— Просто я очень много катаюсь на лыжах. И не всегда удачно. Теперь вот прихрамываю.
— Что для вас мода?
— Что-то из разряда бесконечного удовольствия. Ни в коем случае не изнурительный труд. Я по натуре очень недисциплинированный человек. И, наверное, никогда бы не смог работать там, где требуются жесткий контроль, постоянный порядок и абсолютная отдача сил.
— И все же вы почти два года успешно работали у Жан-Луи Шеррера, одного из самых строгих парижских кутюрье...
— Да, но я же не говорю, что из-за моей беспечности у нас с Шеррером не было проблем. Хотя я до сих пор дружу с ним и часто бываю у него в гостях.
— Говорят, он видел в вас своего преемника?
— Разговоров таких у нас не было, но я был его постоянным ассистентом и на коллекциях pret-a-porter, и на коллекциях haute couture.
— А вам нравится то, что делается сегодня в его бывшем доме моды? Вы довольны коллекциями Стефана Роллана?
— Честно говоря, нет. И замечу, что Шерреру это попросту разбивает сердце, но, наверное, об этом не стоит говорить.
— У вас есть идеал в моде, кинематографе, искусстве?
— Абсолютно никого. Я не забиваю себе голову образом какой-нибудь знаменитой актрисы или певицы. Не делю женщин на красивых и страшных. И не стремлюсь ограничивать себя жесткими рамками. И если раньше я одевал совсем молоденьких девочек — просто оттого, что эта эстетика была мне интересна,— то теперь я шью платья для состоятельных и взрослых дам.
— Что вам нравится делать больше, духи или одежду?
— Для меня они взаимосвязаны. Мои духи вдохновлены моей одеждой, а мои образы — ароматами. Но я всегда рассматриваю одежду как продолжение духов. Во Франции говорят, что духи — это то, что надевают чуть раньше одежды.
— Мода — публичная профессия. Вы еще не устали от общения?
— Пока мне это нравится. Но если быть искренним, я никогда бы не смог делать во Франции то, что я позволяю себе в России. Например, я никогда бы не стал подписывать "на память" такие кипы моих многочисленных фотографий. Но здесь другой микроклимат, и здесь это нужно. Я это чувствую и потому не ропщу.
— В Париже дизайнеры очень легко получают отставки и часто теряют свои дома. А новые владельцы, судя по всему, предпочитают англичан. Вы не боитесь за свой бизнес?
— Да, в Givenchy и Christian Dior сейчас действительно работают англичане — хотя Маккуин уже ушел, и его место, видимо, займет француз или бельгиец. Наверное, многих это обстоятельство смущает, ведь для французов эти дома — настоящие институты дизайна и стиля. Но такова жизнь.
— А вы хотели бы подписать контракт с Dior или Givenchy?
— Нет. И кстати, я в этом плане очень уважаю Жан-Поля Готье. Он получает огромное количество лестных предложений и каждый раз отказывается от них, предпочитая работать на собственную марку. Меня восхищает его независимость.
— Даже несмотря на то, что эту независимость ему частично оплачивает Hermes?
— Это французский дом, а значит, надежный союзник.
— А с кем бы вы хотели заключить союз? Ведь бизнес надо продвигать. Например, открывать бутики за пределами Франции — где-нибудь в США...
— Нет, только не там. Америка с ее бесконечными вестернами меня не вдохновляет. Мне не нравится американский вариант капитализма. Зато очень нравится Россия. И я считаю, что после событий конца восьмидесятых годов ваша страна стала страной будущего. Иначе я не стал бы продавать здесь вещи и представлять духи.
— От чего вы с легкостью отказались в жизни?
— От карьеры банкира. И счастлив, что мне удалось этого избежать.
В середине февраля в Москве по приглашению компании "Арбат Престиж" с трехдневным визитом побывал известный французский модельер, парфюмер и сценограф Жан Люк Амслер (Jean Luc Amsler). Он представил в столице свои новые духи Prive и часть летней коллекции pret-a-porter 2001-2002 годов, премьера которой состоится в марте в Париже. В эксклюзивном интервью НАТАЛИИ ОРЛОВОЙ модельер ЖАН ЛЮК АМСЛЕР признался, что в Москве он позволяет себе то, чего никогда бы не сделал на Западе.
— Говорят, вы любите эпатировать публику, надевая женское платье на мужчин?
— Я действительно пару раз натягивал дамские туалеты на манекенщиков. На показах в Париже. И публике это очень понравилось. Ведь женщины так долго и так беззастенчиво эксплуатировали мужской образ — короткие прически a la garson, брюки, подтяжки, пиджаки. Настала пора восстановить историческую справедливость. А почему бы нет? Почему бы, к примеру, мне не надеть на вашего мужа мои замечательные наряды? Может, таким он нравился бы вам больше?
— Как вы решились стать дизайнером?
— Прежде всего, я никогда не лазил в гардероб моей мамы за кофточками или шляпками. Но однажды, когда мне исполнилось 15 лет, я буквально в одночасье решил стать модельером. И до сих пор об этом не пожалел.
— Но в перерывах между коллекциями вы обращаетесь к музыке и пишете ремиксы...
— Когда работаешь в области моды, необходим постоянный источник вдохновения. Для меня таковым являются музыка и парижские улицы. Звуки и динамика — это все, что мне интересно, близко и понятно. Конечно, музыка и мода — это разные манера и техника, но у них определенно одинаковая чувствительность. К тому же и в музыке, и в моде прежде всего важен источник вдохновения, а не коммерция.
— Вы считаете себя модным человеком?
— Да, поскольку для меня быть модным означает быть собой. Соответствовать образу, который представляешь, и одежде, которую носишь. При этом не обязательно дизайнерской одежде. Вообще, на мой взгляд, дизайнерская одежда — это прежде всего каприз, настроение. И, вопреки существующему заблуждению, подходит далеко не всем и не всегда.
— А правда, что вы чуть не оставили моду ради живописи?
— После работы у парижского кутюрье Жан-Луи Шеррера я взял тайм-аут. И практически полностью отошел от моды. Мне хотелось попробовать себя в различных областях. Живопись показалась наиболее привлекательной. Но уже через пару лет я понял, что это слишком медленный процесс. И что это требует целой жизни. Тогда я бросил писать холсты и занялся музыкой, а еще рисовал эскизы для глянцевых журналов. Мода и музыка — это стремительные занятия, и они более соответствуют моему образу жизни и времени.
— Для кого вы писали ремиксы?
— Для себя. Но чаще для дефиле, которые я ставил в Доме Christian Dior.
— Для Галлиано?
— Нет, для Патрика Лавуа — теперь уже бывшего автора коллекций Christian Dior Monceigneur.
— По вашей коллекции, а вернее, по ее крохотной части довольно трудно судить о новых тенденциях...
— Я не следую тенденциям. И вообще, в Париже сейчас появилась главная тенденция — отсутствие единых тенденций. Теперь у каждого модельера представлены собственная цветовая гамма и свои любимые фасоны и стили. И теперь нельзя утверждать, что в моде такой-то цвет или такая-то форма юбки,— сегодня модно все, что предлагают дизайнеры. В большей или в меньшей степени.
— Но вы работаете с дорогими аксессуарами?
— Все, что вы видите здесь и в "7-м элементе" (в Москве одежда Амслера успешно продается уже около двух сезонов.— Ъ) — это Swarovski, посеребренный металл. И это модно.
— Говорят, что накануне визита в Москву вы сняли с ноги гипс?
— Просто я очень много катаюсь на лыжах. И не всегда удачно. Теперь вот прихрамываю.
— Что для вас мода?
— Что-то из разряда бесконечного удовольствия. Ни в коем случае не изнурительный труд. Я по натуре очень недисциплинированный человек. И, наверное, никогда бы не смог работать там, где требуются жесткий контроль, постоянный порядок и абсолютная отдача сил.
— И все же вы почти два года успешно работали у Жан-Луи Шеррера, одного из самых строгих парижских кутюрье...
— Да, но я же не говорю, что из-за моей беспечности у нас с Шеррером не было проблем. Хотя я до сих пор дружу с ним и часто бываю у него в гостях.
— Говорят, он видел в вас своего преемника?
— Разговоров таких у нас не было, но я был его постоянным ассистентом и на коллекциях pret-a-porter, и на коллекциях haute couture.
— А вам нравится то, что делается сегодня в его бывшем доме моды? Вы довольны коллекциями Стефана Роллана?
— Честно говоря, нет. И замечу, что Шерреру это попросту разбивает сердце, но, наверное, об этом не стоит говорить.
— У вас есть идеал в моде, кинематографе, искусстве?
— Абсолютно никого. Я не забиваю себе голову образом какой-нибудь знаменитой актрисы или певицы. Не делю женщин на красивых и страшных. И не стремлюсь ограничивать себя жесткими рамками. И если раньше я одевал совсем молоденьких девочек — просто оттого, что эта эстетика была мне интересна,— то теперь я шью платья для состоятельных и взрослых дам.
— Что вам нравится делать больше, духи или одежду?
— Для меня они взаимосвязаны. Мои духи вдохновлены моей одеждой, а мои образы — ароматами. Но я всегда рассматриваю одежду как продолжение духов. Во Франции говорят, что духи — это то, что надевают чуть раньше одежды.
— Мода — публичная профессия. Вы еще не устали от общения?
— Пока мне это нравится. Но если быть искренним, я никогда бы не смог делать во Франции то, что я позволяю себе в России. Например, я никогда бы не стал подписывать "на память" такие кипы моих многочисленных фотографий. Но здесь другой микроклимат, и здесь это нужно. Я это чувствую и потому не ропщу.
— В Париже дизайнеры очень легко получают отставки и часто теряют свои дома. А новые владельцы, судя по всему, предпочитают англичан. Вы не боитесь за свой бизнес?
— Да, в Givenchy и Christian Dior сейчас действительно работают англичане — хотя Маккуин уже ушел, и его место, видимо, займет француз или бельгиец. Наверное, многих это обстоятельство смущает, ведь для французов эти дома — настоящие институты дизайна и стиля. Но такова жизнь.
— А вы хотели бы подписать контракт с Dior или Givenchy?
— Нет. И кстати, я в этом плане очень уважаю Жан-Поля Готье. Он получает огромное количество лестных предложений и каждый раз отказывается от них, предпочитая работать на собственную марку. Меня восхищает его независимость.
— Даже несмотря на то, что эту независимость ему частично оплачивает Hermes?
— Это французский дом, а значит, надежный союзник.
— А с кем бы вы хотели заключить союз? Ведь бизнес надо продвигать. Например, открывать бутики за пределами Франции — где-нибудь в США...
— Нет, только не там. Америка с ее бесконечными вестернами меня не вдохновляет. Мне не нравится американский вариант капитализма. Зато очень нравится Россия. И я считаю, что после событий конца восьмидесятых годов ваша страна стала страной будущего. Иначе я не стал бы продавать здесь вещи и представлять духи.
— От чего вы с легкостью отказались в жизни?
— От карьеры банкира. И счастлив, что мне удалось этого избежать.