В Большом зале консерватории прошел концерт, состоявший из трех концертов для фортепиано с оркестром (Сен-Санса, Прокофьева, Равеля) и симфонической поэмы "Джинны" Сезара Франка, тоже для фортепиано с оркестром. Солировал Андрей Гаврилов. Дирижировал Василий Синайский.
Инициатором программы, составленной в нарушение неписаного репертуарного закона (чтобы в течение вечера звучало не более одного фортепианного концерта), судя по всему, был Андрей Гаврилов,— двенадцать лет назад официально покинувший Россию и чуть загодя приступивший к официальному бойкоту отечественной сцены. Его первый выход после долгой паузы сам по себе тянул на интригу. Правда, говорят, что подлинным героем ситуации тут был Василий Синайский, умудрившийся чудом уговорить Гаврилова на общее выступление.
Впрочем, неувядающий интерес к пианисту легко объяснить и суммой других обстоятельств. Одно из них — победа Андрея Гаврилова на конкурсе Чайковского 1974 года. Другое — загадочная "гавриловско-рихтеровская легенда". В музыкальных кругах она циркулирует с двумя акцентами. В лучшем случае — как история болезненно недосказанных взаимоотношений между пианистами. В худшем — как не слишком доброжелательное (по отношению к Гаврилову) размусоливание иронических пассов Рихтера в адрес своего кратковременного протеже. Как бы то ни было, документальным протоколом их дружбы-соперничества сейчас служит запись сюит Генделя (EMI), породившая сравнительную прорихтеровскую и прогавриловскую аргументацию: "Гаврилов — тоже гений".
На концерте "тоже гений" произвел впечатление нормально раскрученного эстрадника — в большей степени технаря, нежели интеллектуала, а еще трюкача, манипулятора попсовых эффектов, при этом изрядного сноба. Объем разнородных сочинений — от суперскоростных Сен-Санса и Прокофьева (Первый концерт) до скучно-резиновых Франка и Равеля (Концерт для левой руки) — оказался просто большим объемом для спецэффектов. Зачем-то скачут чемпионски точные октавы, летают пальцы по крайним регистрам. Каркас отшлифованных сложностей удерживает внимание слушателей от трюка к трюку. Анемичное долгоиграющее piano, скорее, впечатляет. Стучащий звук без глубины, напротив, надоедает. А сердцевина музыки — пуста.
Странный альянс гавриловской эквилибристики с игрой мимо клавиш был усилен еще более странным сотрудничеством фортепиано с Государственным симфоническим оркестром. Видимо, человечески благодарные Андрею Гаврилову за факт партнерского промоушна бывшие светлановцы с Синайским вошли в раж. Вступая в концерте Сен-Санса литавра шарахнула с очевидным опозданием. Финиш прокофьевского концерта превратил мельтешение гавриловских рук в беззвучный аттракцион,— так буйно взыграли ревевшие и грохотавшие инструменталисты. Дело поправил Равель, чей Концерт для левой руки, к счастью, логично завершил программу, явно нуждавшуюся напоследок в цирковом номере.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ