В Москве на "Фотобиеннале-2000" открылась выставка патриарха мировой фотографии 92-летнего Анри Картье-Брессона. Это все равно что литературный вечер Бабеля, или встреча Эйзенштейна со зрителями, или выступление Шостаковича.
Картье-Брессон — пришелец из тех лет. Его фотографическое творчество началось в 30-х, а закончилось в середине 70-х. С тех пор он больше предпочитает рисовать, но во всех историях искусств ему уготовано место фотографа-классика.
Он всегда был близок левым. Маршруты его первых фотопутешествий — в революционную Мексику, восставший Китай, воюющую Испанию — привели его затем в СССР и на Кубу. В 1954 году он путешествовал по нашим городам и республикам, став первым иностранным фотографом, допущенным в послесталинский Советский Союз: сказались репутация бывшего участника Сопротивления и внешняя реалистичность его снимков. На тот момент он оказался едва ли не единственным на территории СССР фотографом, не режиссирующим натуру. Он не побоялся внимательно рассмотреть "отдельного человека в едином строю", разрушив не только внутренний советский миф, но и миф внешний, представлявший советских людей шестеренками одного враждебного механизма. На взгляд фотографа, хотя антураж сталинской еще страны отличался от быта парижских улиц или трущоб Мехико, основа человеческих эмоций повсюду в мире была одинакова.
Картье-Брессон вернулся в СССР еще в раз в 1972 году, проделав почти тот же маршрут, что и 18 лет назад, на сей раз еще пристальнее всматриваясь в то, как существует человек в обыденной жизни, на работе, в очередях, на рыбалке, еще внимательнее отслеживая его эмоции. Фоном стали русские церкви, памятники, южная и северная природа. В несвободной еще стране оказалось на удивление много личной свободы. Правда, разглядеть ее сумел только человек со стороны.
В толковании самого Картье-Брессона, его метод выглядел очень механистично, даже бесчеловечно: "Для меня содержание неотделимо от формы. Под формой я подразумеваю строгую организацию взаимодействия поверхностей, линий и содержания. И только в такой организации наши концепции и эмоции становятся конкретными и доступными для понимания". Однако итоги его холодного наблюдения обнаруживали теплоту и человечность неореализма — его герои могли бы сниматься у Антониони и Феллини.
В середине 70-х он счел свой метод исчерпанным и занялся рисунком, оставив исследователям разгадывать в его работах тайные коды эпох, которые ему удалось зафиксировать. Он сделал достаточно для того, чтобы кураторы собирали громадные ретроспективы. Все равно они не были так эффектны, как его "посмертная" выставка 1946 года в Нью-Йорке (тогда его считали пропавшим без вести в немецких лагерях). Его фотографии до сих пор приносят огромный доход созданному им в 1947 году фотоагентству Magnum. Они оказались достаточно содержательными для того, чтобы Картье-Брессон не стал в новом веке фотографом века прошлого. Оставаясь все тем же классическим представителем социального искусства, он недаром принял престижную премию Novecento Award из рук Хорхе Луиса Борхеса.
