Мать Лиза Голикова
Никто не заметил, а им уже пять. Однажды было пять часов, потом — пять дней, вскоре — пять месяцев и вот — пять лет. Теперь не нужно будет загибать лишние пальцы. Их не осталось.
Следовательно, им пять. Было решено не навязывать им праздник и все, что к нему полагается. Например, торт и подарки. Мы втроем отважились на самостоятельность. Поэтому, проснувшись самым ранним утром, отправились в кондитерскую. Она оказалась совсем не за углом.
По пути мы сочиняли подарки. Это было совсем непросто. Даже для них. Я пыталась придумать для этого дня все заранее, но у меня ничего не вышло. Игрушки? Они выросли, тогда как игрушки — совсем нет. Раздумывая над тем, что подарить на день рождения детям, я, будучи в Москве, несколько раз заходила в их детскую. Я перебирала взглядом все, что стояло на полках: книжки, мозаики, конструкторы и пазлы. Куклы, вертолеты и несчетное количество машин. Среди всего этого не оказалось ничего, без чего бы им не было пять. Возможно, не такие пять, но разве это важно?
Дети были в детской двадцать девятого мая. Сегодня — август, а там все еще май.
— Знаешь, что мне бы хотелось в подарок? Я сам хочу это решить,— Федя был настолько погружен в размышления по этому поводу, что прошел мимо кондитерской, что за углом. Хотя прежде, проходя мимо нее каждое утро по дороге к морю, он покупал там среднего размера капуччино. Без корицы. С сахаром.
Очевидно, что моих решений становится все меньше. Все больше решений — их. Я становлюсь нерешительной? Не то чтобы это кажется мне правильным, но сейчас — я решила — пусть так. Поэтому кондитерская не за углом. Чтобы было время на принятие необходимых решений. Для решений ведь нужно время. Даже для таких простых, как выбор подарка.
Такое бывает: когда принимаешь важные решения, не замечаешь того, что привычно, рядом и принятия решений не требует. То, что казалось важным, вдруг приносится в жертву решению. И приходится признавать, что остальное — пройдено. Возвращаться?
— Конечно, мам. Ведь я все равно хочу капуччино.
— Но возвращаться не обязательно. Мы возьмем капуччино по пути. Кофеен много.
И они мне верят. Но это — я знаю — пока им пять.
Когда принимаешь решение, верить — самое важное. Даже если вовсе не пять.
— Мам, ты, конечно, права. Но я про подарок. Давай это будет самосвал?
Мне нужно было промолчать. Хотя аргументов против этого решения сына у меня было более чем достаточно: в той самой московской детской у него этих самосвалов столько, что неинтересно пересчитывать.
— Федор, у тебя есть время на то, чтобы принять не самое простое решение. Такая возможность есть не всегда.
Варя молчала. Она, судя по всему, решала про подарок. По крайней мере, про капуччино не вспомнила. И — молчала.
— Ну хорошо. Пусть не самосвал. Тогда — бульдозер.
А Федя как раз совсем не молчал. Мы все еще не спешили. Дочь постукивала каблуками. Левым почему-то уверенней. Варя молчит, потому что — я знаю — она все решила. Ей нужны новые каблуки. Федя даже вздохнул, позавидовав, похоже, тому, что у сестры есть приготовленное решение. Зная, что каблуки — это, пожалуй, единственное, к чему неравнодушна эта девочка. Есть еще, впрочем, белое платье. Точнее, их — белых платьев — уже множество. И столько же каблуков. По количеству — пропорционально числу простых решений. Так же, как у Феди — с самосвалами и бульдозерами. Последствия простых решений — вся их детская комната заставлена предметами обходимости. Самый очевидный для Вари ответ на вопрос "что тебе подарить?" был "белое платье и каблуки", для Феди — бульдозер или самосвал. Решения принимали, не думая. Раньше. А сейчас Варин левый каблук звучал все отчетливей, а Федя продолжал решать вслух:
— Я придумал. Мне нужен гоночный трек.
До кондитерской оставалось не больше пяти минут. Паузы между каблуками стали длиннее. Шаг замедлился?
Оказавшись среди запахов шоколада, ванили, марципана и рома, дети проявили решительность.
— Я хочу вот такой торт. Пусть на нем будут бабочки и слоненок.
— Два слоненка. Потому что торт будет один, а нас — двое. Правильно, мам?
Про торт решилось стремительно. Его обещали испечь через пять часов.
Капуччино. Мороженое в шоколадном рожке. Фисташковое. Каждое из этих слов — решение. Принятое осмысленно, но без лишних раздумий.
— Свечки пусть эти,— Варя показала на обвитые белой спиралью темно-синие,— а в подарок, я решила, фотоаппарат. Настоящий, но розовый.
В ближайшем магазине электроники розового не оказалось. Но мне не хотелось жертвовать розовой частью ее решения. Выбор цвета был понятен. Ее решение не должно было быть абсолютно серьезным. Пусть так — во всем. Розовый был найден.
Варя разорвала липкую ленту на коробке, разобралась с кнопками. За следующий час она сделала сто с лишним кадров. На каждом — Федя. Нерешительный.
— Я тоже хочу фотоаппарат.
— Федор, это — обдуманное решение?
— Варь, покажи, что ты сфотографировала?
Варя нажала на клавишу просмотра. Федя был разочарован.
— Возле кондитерской пахло шоколадом. На фотографии нет запаха. А вот тут ты смеялась, мам. Но смеха не слышно. Я передумал. Нет, не фотоаппарат.
Варю совершенно не заботило отсутствие в кадре закадрового. Она продолжала нажимать клавишу затвора, то приближая, то отдаляя Федю от объективного решительного.
Мы сели в машину и отправились на пляж. Для Феди — лишняя возможность подумать еще. Кадр за кадром.
Но он вдруг заплакал.
— Я не смогу решить про свой подарок, мама. Не смогу.
Я видела, насколько ему сложно.
— Не спеши, сын. У тебя есть необходимое время.
Я видела, что ему стало спокойнее. Следующие несколько часов дети провели на море. Потом — за обедом. Вернувшись домой, легли спать. После дневного сна их ждала фея варенья и печенья. Но до нее нужно было дойти. Пешком. Мы опаздывали. Потому — торопились. Мы шли по улице, где в каждом доме были магазины. Кофейни. Мороженое. Самосвалы и бульдозеры. Белые платья и каблуки. Мы проходили мимо.
— Я знаю точно: мне нужен самокат. Вот этот,— Федя вдруг остановился возле витрины.— С ним я гораздо быстрее доеду до ресторана и феи.
До места, где мы собирались отмечать их решительные пять лет, оставалось не больше ста метров. Федя встал на самокат. И оказался на месте через несколько секунд. Варя не успела сделать ни одного кадра.
Следующие несколько часов их почти не было видно. Они задули каждый по пять свечей. И, проглотив два куска торта, Федя вдруг встал на самокат.
— Варя, сфотографируй меня. Пусть в кадре будет видно, каким правильным было мое решение.
Теперь уже никто из нас в этом не сомневался. Клавиша затвора прозвучала, словно точка. Все простые решения остались где-то там, за углом.