Желтой прессе незачем копаться в грязном белье Трейси Эмин — она сама выставляет его напоказ. Буквально. Абсолютным хитом выставки кандидатов на премию Тернера за 1999 год была ее "Моя кровать": в галерее Тейт — британской Третьяковке — стояла настоящая кровать со скомканными несвежими простынями на ней и кучей грязных трусов, использованных тампонов, презервативов, окурков и опорожненных бутылок подле. Да и первый опус, привлекший к ней всеобщее внимание, был не менее откровенен. На легендарной выставке "Sensation", предъявившей Лондону и миру поколение "молодых британских художников" из коллекции Чарльза Саатчи, она показывала инсталляцию "Все, с кем я спала с 1963-го по 1995-й": обыкновенную туристическую палатку, заглянув внутрь которой, можно было прочесть имена всех, с кем отсутствующий автор делил ложе — от брата-близнеца, мамы и бабушки до дружков по многочисленным художественным колледжам. Вроде отпетого панка Билли Чайлдиша — борца с мировым заговором концептуалистов и идеолога "стакизма". Своим названием это движение за возврат к фигуративному искусству якобы обязано Трейси Эмин, заявившей экс-бойфренду: "Ты застрял (stuck) в своей живописи!" Она, уничтожившая все свои картины и рисунки студенческих лет, не застревала никогда и ни в чем, уверенно шла вразнос и стремительно обгоняла по таблоидной популярности всех других плохих мальчишек и девчонок из "молодых британцев". После триумфального выступления в ток-шоу на одном из центральных каналов, когда, надравшись в зюзю и едва ворочая языком, она тем не менее весьма отчетливо послала ученых экспертов с их Тернеровской премией куда подальше прямо в прямом эфире, ее имя узнала вся империя. Образ Бриджит Джонс, похоже, списали с нее, изрядно подретушировав. Словом, к концу девяностых у Трейси Эмин имелась вполне сложившаяся репутация: в популярных историях современного искусства она была художником двух шедевров на постельную тему, в памяти народной — героиней одного телескандала.
Hotel International, 1993 год
Бурная молодость и скандальная репутация не помешали ей, как и всем прочим "молодым британцам", сделать неплохую карьеру в нулевые. Представлять Британию на Венецианской биеннале 2007 года. Стать академиком Королевской академии, почетным доктором Королевского колледжа и доктором Лондонского и Кентского университетов (хоть она и бросила школу в тринадцать лет, как всем известно из ее автобиографических произведений, а все же изучала философию в Биркбеке). Она теперь добропорядочная гражданка, занимающаяся благотворительностью и голосующая за консервативную партию, потому что лейбористы своими грабительскими налогами совсем задушили бизнес. Бизнес у Трейси Эмин, на которую трудится большая, прямо как у Рубенса, мастерская, идет не менее успешно, чем у Дэмиена Херста, но зато не так раздражает демократическую общественность. Пусть в числе ее коллекционеров Элтон Джон, Джордж Майкл и Наоми Кэмпбелл, она работает не на одних лишь толстосумов, и любому будет по карману тишотка или сумка с эминовским принтом. Как в старые добрые времена, еще до всяких Саатчи и Тернеров, когда они на пару с Сарой Лукас держали магазин под названием The Shop в Ист-Энде, по дешевке распродавая свои высокохудожественные изделия. В общем, даже арт-бизнес у нее с человеческим лицом. Меж тем у королевского академика Трейси Эмин до недавних пор была всего одна большая музейная выставка в Великобритании: три года назад в Национальной галерее Шотландии в Эдинбурге. Нынешняя в галерее Хейворд — первая ретроспектива в ее родном Лондоне.
There's A lot of Money in Chairs, 1994 год
Патентованных шедевров здесь нет: с кроватью Чарльз Саатчи не расстается, а палатка сгорела вместе с половиной его коллекции в достопамятном пожаре 2004 года. Но и без них исповедальности хватает. Искусство Трейси Эмин — вышивки, "покрывала" с аппликациями, видео, фотографии, инсталляции, ассамбляжи, рисунки, картины, книги — интимно до неприличия. Неприличия не в смысле содержания, хотя вряд ли кто-то еще так подробно поведал нам о своих абортах, оргазмах, менструациях и мастурбациях, а в смысле навязчивости. Тошнотворной суггестивности бесконечного репортажа о женской сексуальности, которая доселе обсуждалась мужскими устами и виделась мужскими глазами. Трейси Эмин все время бросает вызов этому мужскому тексту. Эгону Шиле — в рисунках с бабами, распластанными по листу, как лягушки, ноги врозь, гениталии наружу. Иву Клейну — она не мажет краской тела статисток, чтобы отпечатать их на бумаге, она снимает "антропометрию" с самой себя, устраняя дистанцию между художником и средством выражения. Брюсу Науману — ее неоновые надписи, корявым почерком двоечницы и с грамматическими ошибками, несут миру вместо изящных парадоксов какие-то девчачьи, алогичные и истеричные, излияния. "Love is What You Want" в алом сердечке — так, кстати, и называется выставка. Генри Миллеру, наконец: "Моя кровать" — чем не "Тропик Рака" в женской версии. Ее, кажется, с самого начала одолевал нестерпимый писательский зуд — ретроспективу в галерее Хейворд можно читать как один целостный мультимедийный роман. Разумеется, о любви, написанный с такой дерзостью, искренностью и сентиментальностью, что впору вспомнить Джейн Остин. Пионерку английского чувствительного феминизма.
Hayward Gallery, Лондон, до 29 августа