Власти Норвегии начали вчера публиковать списки погибших в результате двойного теракта, унесшего жизни 76 человек. В память о них жители Осло украсили цветами и свечами весь город. Проведя ночь у центрального собора Осло, съездив на остров Утойя и обойдя иммигрантские кварталы норвежской столицы, корреспондент "Ъ" АЛЕКСАНДР ГАБУЕВ понял, почему в этой стране трагедия объединила граждан со своей властью. В купающейся в нефтедолларах Норвегии, где избранные на честных выборах руководители страны могут позволить себе ездить на общественном транспорте и ужинать в обычных ресторанах, они никогда и не были разделены.
Революция роз
"Наши сердца разбиты, но мы не сломлены. Мы не позволим страху сломать нас. Наш ответ на трагедию будет таков: еще больше свободы, еще больше демократии. Это и есть Норвегия",— заявил на днях норвежский премьер Йенс Столтенберг, едва сдерживая слезы. Его слова слушала площадь перед ратушей, где стояли родственники погибших и их друзья. Город поминал 76 человек, которых настигла пуля на острове Утойя, которые утонули, спасаясь вплавь от расстреливавшего их человека с заглушавшим крики жертв саундтреком "Властелина колец" в наушниках, которые погибли под обломками взорванных в центре Осло зданий. В этот день у них было много друзей — вся почти пятимиллионная Норвегия.
Вечером и без того тихие близлежащие городки и спальные районы столицы просто вымерли — все отправились в центр города. Проходя по узким улочкам, людской поток вбирал в себя все новые ручейки людей и под конец вливался на запруженную Ратушную площадь. Другие люди шли к кафедральному собору. Перед самым его входом осталось небольшое незанятое пространство — здесь как раз могли бы уместиться 76 человек.
Сюда люди возлагали цветы, ставили свечи в стеклянных колбах и бережно складывали игрушки и записочки. А еще родители приносили рисунки своих детей. Многие явно рисовали ту картинку из теленовостей, которая запомнилась перед тем, как их уложили спать. На зеленом овале-острове стоит ручки-ножки-огуречик. В руках — кочерга-пистолет. Из нее летят черточки-пули. Другой человечек лежит рядом, упав навзничь в голубую воду.
150 тыс. человек сбились в молчаливую толпу. Иногда люди начинали петь, и толпа хором подхватывала. Почти никто не плакал — только изредка какая-нибудь женщина всхлипывала и утыкалась в плечо стоявшего рядом мужчины. Лишь под утро толпа начала растекаться по домам. Люди оставляли везде цветы и свечи — и каждый памятник, светофор, дверь превратились в алтарь.
Уже во вторник Осло начал возвращаться к нормальной жизни. Люди снова шли на работу. Но этот путь обязательно пролегал через площадь кафедрального собора. Все встречались там. Здесь были разные лица. В основном — белокурые норвежцы. Но было немало темнокожих, пакистанцев и арабов, всхлипывающих девушек в хиджабах. И толпа молча расступалась, пропуская их вперед, чтобы и они могли положить цветы и свечи.
Площадка перед собором, покрытая плотным ковром из цветов, лампад и детских игрушек, была похожа и на место, где стояли в Нью-Йорке башни-близнецы, и на обугленный спортзал бесланской школы. Непохожим было только одно — люди. Никто не спрашивал, чем занимались спецслужбы и где были премьер и президент, когда убивали их детей. В Осло люди не задают такие вопросы. Но если их спросить, они ответят.
— Почему полиция не оказалась готова? Это выяснят журналисты, которые спустят с них три шкуры,— говорит Ким Эриксен, преподающий историю.— А потом будут выборы. И если выяснится, что правительство виновато, оно уйдет в отставку. Сейчас я думаю о несчастных родственниках.
О родственниках пострадавших думают и те, кто явно чувствует вину за трагедию,— чиновники. Здесь никто не разыскивает днями своих родных, нет унизительных очередей за воротами университетского госпиталя, куда свезли и пострадавших от взрывов, и раненных на Утойе, и тела погибших. Чтобы защитить психику родственников жертв, полиция начала объявлять имена погибших лишь во вторник. Каждый день в 18:00 на сайте норвежской полиции будет появляться список тех, кого уже опознали. По словам представителя полиции, система устроена так, чтобы семьи похоронили близких без лишней шумихи.
"Быть вместе"
Премьер Столтенберг сказал, что 22 июля станет водоразделом в истории страны и Норвегия уже никогда не будет прежней. Но спустя два дня после терактов из города исчезли броневики и вооруженные полицейские, окружавшие взорванный квартал правительственных зданий. Сейчас он обнесен лишь металлической сеткой, превратившейся из-за воткнутых в нее цветов в живую изгородь. У нее дежурят полицейские, вооружение которых ограничивается газовым баллончиком и дубинкой. Больше полиции нигде не видно — ни в иммигрантском квартале у Центрального вокзала, ни на набережной, где рестораны снова набиты народом. Правда, вчера в районе вокзала полдня обезвреживали чемодан, который забыл в автобусе пассажир,— бомбы в итоге не оказалось.
Больше всего вооруженных полицейских — там, где они нужны уже меньше всего. На Утойе. От центра Осло сюда полчаса езды на машине. Остров настолько мал, что даже непонятно, как на нем вообще поместились 600 детей. О том, что творилось здесь пару дней назад, напоминают лишь обилие полицейских машин на единственной пристани и курсирующие от острова к берегу и обратно лодки под флагами Красного Креста.
Там, где дорога делает поворот и открывается вид на Утойю, стоит огромный камень. Еще один, усыпанный цветами и уставленный лампадами, есть у самого берега. Два этих камня стали объектами паломничества. Люди приезжают на остров с детьми, чтобы зажечь свечу. Они печально улыбаются друг другу, как дальние родственники на похоронах, и говорят вполголоса. Помимо слов "ужас" и "трагедия" люди часто произносят и другие слова: "наши ценности", "демократия", "свобода".
— Понять, что произошло, невозможно. У нас в год убивают не больше 30 человек, а тут 76 за один день,— рассуждает приехавшая из соседнего Драммена с мужем и двумя детьми врач Гру Эскеланд.— Это нападение на нашу систему, на то, что люди из других стран могут приезжать сюда и чувствовать себя в безопасности. На то, что мы сами выбираем свое правительство, а король и министры могут ездить в общественном транспорте без телохранителей. Значит, нам надо быть крепче и быть вместе, чтобы все это защитить.