Некролог
Вчера в афинском госпитале "Эвангелизма" на 90-м году жизни умер Михалис Какояннис — режиссер, благодаря которому мир узнал о существовании греческого кино и поверил в существование танца сиртаки.
Сказать, что на протяжении полувека Какояннис воплощал греческое кино — сначала в одиночку, а в 1970-х к нему на подмогу пришел Тео Ангелопулос, значит, не сказать ничего. Собственно говоря, все, что мир знает о греческой культуре со времен мировой войны, все имена ее ключевых фигур он узнал именно из фильмов Какоянниса.
Имя Никоса Казандакиса мир узнал, потому что Какояннис экранизировал его "Грека Зорбу" (1964). И благодаря участию Энтони Куина фильм ворвался в оскаровскую интригу, став самым первым греческим фильмом, обошедшим мир. Имена Мелины Меркури и Ирены Папас — потому что они играли в фильмах Какоянниса. Имя Микиса Теодоракиса — потому что он на основе двух вариантов хасапикоса — танца мясников — сочинил для финала "Зорбы" сиртаки, который весь мир доверчиво принял за древний народный танец. То есть Какояннис был единственным всемирным медиумом живой греческой культуры.
Какояннис — не просто грек, а грек-киприот, что определило многое, если не все, в его жизни и творчестве. Ведь именно благодаря тому, что Кипр принадлежал Англии, он в 1939 году уехал в Лондон учиться на адвоката. Но, обретя вкус к творческой работе в греческой редакции BBC военных лет, пошел не на юридический факультет, а в школу "Олд-Вик" — учиться на актера.
Кипрские корни заставили Какоянниса первый и последний раз в жизни обратиться к документальному кино и — опять-таки в первый и последний раз — позволить себе прямое политическое высказывание. По горячим следам гражданской войны и турецкого вторжения на Кипр он снял бесценный как свидетельство фильм "Аттила`74" (1974).
Оставаясь греком, он мог одновременно взглянуть со стороны на патриархальные, в основном — островные, нравы. То угрюмые и обреченные привести к трагедии, как в "Девушке в черном" (1956). То инфантильные, но способные отравить радостью жизни даже замороженного с колыбели англичанина, как в "Греке Зорбе". Хотя, конечно, в "Греке Зорбе" он сделал неизбежные для международной продукции уступки фольклорному образу Греции. А Какояннис был все-таки режиссером трагического темперамента.
Первый свой фильм в 1954 году он снимал, естественно, в духе неореалистической комедии: на периферии мирового кинопроцесса это был самый легкий, популистский, но уже тупиковый путь. Какояннис нашел из тупика оригинальный и рискованный выход — в трагедию. Возможно, "Стелла" (1955), а вовсе не "Грек Зорба",— его шедевр. Вроде бы, мелодрама: певица из кабаре отвергает одного жениха и погибает от руки второго, но не поступается свободой. Но Мелина Меркури играла трагедию, словно Стелла и не певичка вовсе, а одна из тех жертвенных и смертоносных героинь, которым Какояннис посвятит трилогию по Еврипиду,— "Электра" (1962), "Троянки" (1971) и "Ифигения" (1977).
Какояннис позволил себе кощунственную по сравнению со статусными греческими экранизациями классики свободу обращения с первоисточником. Освободил классику от накладных бород и картонных декораций. "Электра" до сих пор оглушает. Ее место действия — никакая не Древняя Греция, а абстрактное, варварское, вечное, нечеловеческое, раздавленное небом, роком и конскими копытами пространство мифа. А выйти в пространство мифа удавалось в истории кино считаным режиссерам.