Русский музей открыл в корпусе Бенуа выставку "Выдающиеся собиратели произведений народного искусства" из серии "Не корысти ради...". На ней представлены пряничные доски и лаковая миниатюра, глиняные игрушки и донца прялок, кружевные подзоры и вышитые полотенца, а еще имена тех, кто привел эти вещи из cундуков в музей. С подробностями — ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Имена собирателей народного искусства в корпусе Бенуа выстроили по принципу обратной хронологии. Открывают выставку коллекции тех, кто собирал народное искусство в ХХ веке, главным образом в советское время.
А замыкают — избранные вещи, из собраний тех, кто, собственно, положил начало этому направлению. Соответственно, и сопровождающие выставку тексты напоминают: архивировать народные промыслы, кустарные, фабричные и совсем уж домашние самодельные вещи в России начали довольно поздно, во второй половине XIX века. Занятие это почти всегда было аристократическим, академическим или артистическим. И вовсе не в виде исключения, а тем паче, когда за дело брались бескорыстные в деле собирательства купцы, вроде легендарного Федора Плюшкина. К гоголевскому герою, как обычно подчеркивают, не имеющего никакого отношения — Федору было пять лет, когда вышли "Мертвые души".
На выставке в корпусе Бенуа представлено несколько принадлежавших ему вещей. Например, вырезанная из кости и укрепленная на шелке старозаветная троица. Но ни пара витрин с первостатейными раритетами, ни краткая биографическая справка, представленные здесь, конечно же, не дают полного представления об истинном размахе этого знаменитого коллекционера.
После смерти его действительно богатейшая коллекция (и состоящая отнюдь не только из русских древностей) была поделена между ведущими российскими музеями. А имя собирателя на долгое время было как-то подзабыто. Сегодня его особенно чтят в Пскове, на его деловой родине (куда он был отослан из Москвы еще молодым подручным, дабы не заглядывался на хозяйских дочек), оставшаяся здесь часть его собрания хранится в Поганкиных палатах.
Впрочем, ни одно из представленных на выставке имен не раскрыто в полной мере. Cлишком много героев. Задача этой экспозиции, скорее, культуртрегерская — назвать имя и тип коллекции.
Сюжет отдельной выставки вполне могли бы составить образованные дамы-помещицы и женщины-ученые, cобирательницы народного ткачества. К примеру, Наталья Шабельская и Софья Давыдова приобретали и изучали костюм, кружево и вышивку, где на полотнах часто соседствуют двуглавые орлы с единорогами, птицы счастья с не менее экзотическими для России слонами.
Иногда имена, появляющиеся в этой экспозиции, удивляют. Оказывается, строгий архитектор Александр Никольский любил каргопольскую глиняную игрушку. Его забавная коллекция — рядом с витриной расписных кормилиц и козлов в веселых штанах, приобретенных легендарным иллюстратором Владимиром Конашевичем. Cобирал игрушку и актер Леонид Макарьев. Видимо, это было модное в предвоенном Ленинграде занятие. Но самое сильное впечатление на этой выставке производит не традиционная керамика, а вывезенная из какой-то северной деревни кустарная коллекция выпиленной из фанеры в советские тридцатые кукольной мебели, где мастер наметил карандашом яркие узоры, провел по ним пару раз красной тушью, а расписывать отчего-то не стал. Покрыл узорами только фанерный самолет: крылья все в ярких цветах, а сверху буквы — СССР.
И здесь же рядом совершенно сказочная XIX века обшивка капитанской каюты волжского корабля. Тоже с цветами, волшебными круглоголовыми львами, русалкой и франтоватым "русалом". Эти парные доски художнице Татьяне Мавриной перешли от архитектора Алексея Щусева.
Cундук из Нижнего Тагила и шкатулка "мороз по жести" из Великого Устюга знаменитым коллекционером и художником Николаем Дмитриевым-Оренбургским оказались сохранены дважды: в коллекции и на экспонирующейся тут же картине "Пожар в деревне". Дым и огонь на заднем плане, впереди, в центре внимания — спасенные из изб и разложенные на поляне, как на ярмарке, вещи.
И тут ты понимаешь, что принцип ярмарки — и есть принцип построения "Выдающихся собирателей": хозяин всегда рядом со своими вещами, а от легкого сумбура и смешения в товарных рядах только веселее. И чтобы найти самое ценное, надо пройти подальше и не зевать.
Равно интересных, хотя при этом и разного достоинства предметов на этой выставке действительно много. Будь то пряничные доски Николая Лихачева, медная посуда уральских демидовских заводов, шкатулки-терема и шкатулки-комодики или хотя и небольшая, но фантастическая по красоте и сохранности коллекция кокошников, повойников, головных лент знаменитого дипломата и этнографа Александра Половцова.
Есть, конечно же, и церковная вышивка, и бисерные старообрядческие четки, и жемчужные оклады. И вместе с тем, из всех щелей этих лаковых шкатулочек c тройками и даже портретами Пушкина, из всех швов расшитых кисетов вылезает не то что допетровская, а дохристианская языческая Русь, почти Лукоморье.
Что же касается сюжета спасения исчезающего быта, то новая выставка вроде бы не об этом. В конце концов, постоянная экспозиция народной этнографии в том же Русском музее намного представительнее и монументальнее. Строже и холоднее.
А вот "Не корысти ради..." выстроена так, что вещи, перейдя из личных собраний в музейное, так и не потеряли связи с любившими их владельцами. И оказалось, что это все еще делает их живыми, а не просто сохраняет мумиями ушедшего уклада. Которые даже если и делались не без корысти, но все равно для красоты, а приобретались — уж точно для радости.