Маша и Ваня поехали учить английский язык в школу в Великобритании. Это, конечно, была не их инициатива. Мне показалось, что это вообще единственно верное решение. Когда они, наконец, начнут говорить по-английски? Сейчас или никогда.
Примерно такое было у меня настроение. В проспекте оказалась исчерпывающе представлена сама школа: замок, величественно похожий на Хогвартс (я имею в виду, конечно, его вид до последней серии "Гарри Поттера", где он разрушен до основания в результате искрометной борьбы добра со злом). Здесь не только учили язык. Здесь играли в бейсбол, теннис и гольф, катались на лошадях, лазали по альпинистским стенкам... Последний аргумент, по-моему, и стал решающим. Они поехали.
Через день Маша позвонила мне:
— Папа, я хочу домой.
В ее устах это было неслыханное заявление. Они с учителями путешествуют без родителей с шестилетнего возраста и не чувствуют никакого дискомфорта (в отличие от родителей и учителей, конечно). Они, по-моему, рады побыть наедине с собою. Я до сих пор был в этом уверен. Я как раз испытывал чувство законной гордости в связи с этим: другие дети переживали разлуку с родиной и близкими крайне болезненно, а мои плевать на это хотели.
— Что случилось? — спросил я.
— Мы приехали,— сообщила Маша.— Здесь для девочек есть только один номер.
— Вас же четверо,— удивился я.
По договору со школой им должны выделить два двухместных.
— Да, папа,— подтвердила Маша,— один номер, зато четырнадцатиместный.
— И вы там вчетвером?
Она снова подтвердила. В словах ее были упрек и вызов.
— У меня нет подушки и одеяла,— продолжила она.
— Ну это самое простое,— вздохнул я.— А на соседних кроватях есть?
— Конечно! — теперь в ее словах слышалась боль.
— Так пойди и возьми у соседей,— пожал я плечами.— Тем более что их нет.
— Но это же не мое...— возмутилась Маша.— Я не могу... Ну ладно.
Я в пионерлагере провел лучшую часть своей жизни и жил, как правило, именно в четырнадцатиместной палате (в крайнем случае в двенадцатиместной); эта палата, правда, всегда была забита, разумеется, до отказа... И я хорошо понимал законы человеческого общежития в таких местах: чтобы выжить, нужно действовать.
— Что еще?
— Здесь пауки! — я просто видел, какими страшными делались ее глаза в этом месте.
— Много? — стараясь сохранять спокойствие, спросил я.
— Да! — вскричала она. Я сейчас посчитаю: один, два, три, четыре... девять!
— Ого! — сказал я.— А ты можешь еще раз пересчитать? А то я буду звонить директору вашей школы, и она, конечно, придет проверять...
— Сейчас пересчитаю,— быстро согласилась Маша.— Один... Был...
— Другое дело,— обрадовался я.— Может, просто кто-то из девочек хочет домой, и ты за компанию? Варя, например.
Ее подружка-одноклассница была с ней там.
— Нет! — твердо сказала Маша.— Тут туалет в другом конце коридора. А душ — в другом здании, через восемь корпусов.
— Значит, в крайнем случае через три,— пробормотал я.
— Через восемь,— поправила меня Маша.
— Надо привыкать, Маша,— предложил я.— Зато ты потом с таким облегчением вернешься в свою школу...
Она заплакала и положила трубку. Она искала во мне моральной поддержки. Поэтому пауков было девять, а не один, и корпусов восемь, а не три. А я... В общем, как обычно.
Еще два дня от них не было никаких известий. Я в целом страдал. Но я не мог даже позвонить: им выдали местные сим-карты, а я не знал номеров. Наконец Маша снова позвонила.
— Ну что, сменили вам номер на двухместный? — нервно спросил я.
Дело в том, за это время я провел некоторые переговоры, и у меня были веские основания рассчитывать на это.
— Нет! — сказала Маша.— А зачем?
— Ясно,— обрадованно сказал я.— Язык учите?
— Это невыносимо!..— простонала Маша.— Четыре с половиной часа в день!.. Я уже выучила! А они меня все учат и учат... Зато у нас нет дополнительных занятий!..
Почти все родители купили детям что-то еще: уроки рисования, пения... А я решил, что это лишнее. Не стоит отвлекаться от главного. По крайней мере, хоть чуть-чуть можно сэкономить.
— И мы с Ваней,— продолжила она,— по стенке лазаем! И я сегодня научилась играть в бейсбол.
— Научилась? — с сомнением переспросил я.
— Да! А Варя ходит на рисование. А на самом деле хочет тоже по стенке лазить. Но ей мама сказала, что деньги уже заплачены и что пусть рисует.
В следующий раз Маша позвонила дня три спустя. Я разговаривал уже с долгожителем Хогвартса. Она сидела на крылечке их корпуса и рассказывала, что не пошла на дискотеку.
— А что такое? — поинтересовался я.
— Да там этот... как его... рэп, папа! — с отвращением сказала она.
— А ты бы хотела бальные танцы, которым тебя учат в Москве? Иди, все получится.
— Да я просто не хочу! Не желаю! — заявила она.— Мы с Варей хотим зайти в корпус, ее пускают, а меня нет.
— Как это? — удивился я.
— Да Варя подвернула руку, и ей можно пойти полежать. А мне нельзя: если я не иду на дискотеку, то должна до десяти вечера гулять. Мне еще 20 минут гулять. А Варя без меня не зайдет туда ни за что в жизни.
— Что такое?
— Да понимаешь... — Маша перешла на полушепот.— Тут странные вещи происходят. Мы приходим вечером, а предметы в комнате лежат не там, где мы их оставили... И Варя уже один раз черное лицо видела.
— Чье?!.
— Да так, одной девочки...
Ну, подумал я, все в порядке. Не может не быть в Хогвартсе привидений. Если бы их не было, их следовало бы выдумать. Вот они и выдумали. И разве хоть в одном пионерлагере у нас обходилось без привидений? А это ведь, прямо скажем, не средневековые замки были.
Примерно так я и обнадежил ее.
— Да? — обиделась Маша.— А ты знаешь, какие огромные тут вороны?!. И кроме того. Тут, недалеко от нашего корпуса, прямо на территории есть кладбище! И мы туда ходили...
— А вот это зря,— искренне сказал я.
— А мы ходили,— добавила она.— И потом!.. Ты хоть знаешь, что за лицо Варя видела?! Прямо над нашей комнатой жила девочка, которая в 2002-м году утонула здесь в бассейне! Это было ее лицо!
С этим уже невозможно было спорить.
— Что будете делать? — осторожно спросил я.
— Не знаю,— вздохнула Маша.— Тяжело очень. Я тебе, в общем, перезвоню.
Через полчаса я получил от нее эсэмэску: "Мы на диско".