Еще десять лет назад выбросить книгу казалось невозможным. Она имела нетоварную, надмирную ценность. Сейчас этого уже нет и в помине. О том, зачем сегодня людям книги,— обозреватель "Власти" Михаил Новиков.В 1998 году издательства России выпустили больше 46 000 названий книг. Много это или мало? В Великобритании в том же году вышло 100 000 названий, во Франции — 33 000. Иными словами, от былых величественных дефиниций вроде "самая читающая страна" мы мелкими шажками приходим к "нормально читающей" и "способу времяпровождения".
"В советское время было три главных развлечения: водка, секс, книжки,— говорит издатель Игорь Захаров.— Теперь все они выбыли из обихода нормального человека. Он что-то занят все время". По мере того, как меняются читательские запросы и восприятие, меняется и бытовое отношение к книге. Самым радикальным примером служит история о девушке, которая читала книгу в ванне и отрывала прочитанные листы — чтобы книгу было легче держать. Эта девушка была американка, но, пожалуй, ее сестру по духу можно уже отыскать и у нас. Хранить книги и собирать библиотеки позволяют себе все меньше и меньше людей. "Книга перестала восприниматься как вещь домашнего обихода,— констатирует поэт Лев Рубинштейн.— Сужу по себе: сейчас книгу иногда не жалко потерять. Она десакрализовалась, перестала быть объектом престижа".
Как же существует книга вне пропыленных библиофильских квартир? Как она будет существовать, когда подрастут новые поколения? Они-то будут относиться к книге не как к носителю сакрального или тайного (антитоталитарного, например) знания, не как к капиталу (теперь место, занимаемое шкафом в вашей квартире, ценится дороже, чем все книги, умещающиеся в шкафу), а с патрицианским пренебрежением девушки из ванной.
Спрогнозировать несложно. Названий книг будет все больше, а тиражи их будут все меньше. При этом традиционные популярные жанры, а также учебники все-таки не будут вытеснены компьютерными аналогами. Экран компьютера слишком агрессивен, а интерактивность — вовсе не такая привлекательная вещь, какой казалась совсем недавно. Источник информации не должен слишком многого требовать: книга хороша тем, что молчит и позволяет себя закрыть в любую секунду. Но что же это будет за книга?
На российском книжном рынке стали заметны две новые категории изданий. Одна из них — культурологический курьез, однако, обреченный на долгую, если не вечную жизнь. Это — книги интерьерные, для чтения не то чтобы не предназначенные, но на него не рассчитанные. Например, роскошно изданные мемуары: переплет с золотым тиснением, отличная бумага, качественная печать... Такую берешь в руки и говоришь: хороша ты, красотка, да не будет тебе жениха. Тому, кто может себе позволить тратить время на чтение подобных книг, они не по карману. Того же, кто украсит ими свой кабинет, сложно представить за чтением столь экзотической литературы. Есть некоторый порог усилия, нужного для чтения, преодоление которого требует от читателя отнимать свою энергию от жизни. И за этим порогом остается очень большая часть мировой книжной культуры.
Поэтому те, кто делает книги, заняты созданием другой категории изданий — книг-мантр, объектов медитации, книг для рассматривания и, так сказать, снов наяву. Вот, к примеру, великолепный в своем роде альбом "Войска особого назначения". Жанр обозначен на обложке — наглядный словарь. Читать тут нечего, только подписи к картинкам. Но разглядывать, скажем, "Лендровер" британского спецназа, называющийся "Розовая пантера", или вдумываться в устройство шпионской курительной трубки с тайниками или карандаша-пистолета, или стреляющих перчаток — можно долго. Наглядные словари, на первый взгляд детские издания, на самом деле — симптом времени. Книга — источник не знаний, но образов. Не информации, но некоторого набора представлений.
Соответственно, меняются авторские задачи. После дизайна важнее всего не текст, а рубрикатор. Автор новых, "пестрых" книг — не более чем фильтр, пропускающий к читателю (рассматривателю) только то, что может быть интересно. Он больше похож на режиссера или художника-инсталляциониста: он выбирает предметы видимого мира, способные удивить читателя.
На грандиозный, всемирный процесс вырождения и (или) перерождения книги можно смотреть скептически. Если люди как-то изменились за последние лет двести, так разве что стали еще ленивей и нелюбопытней. Разбирать буковки тяжело, усилия воображения, необходимые при чтении, делать уже невмоготу, и литература окончательно становится уделом неудачников, не сумевших приспособиться к реальному миру. Утрачивается общий язык нации, культурное сообщество распадается на гетто, обитатели которых перестают понимать соседей. И строительство вавилонской башни идет ударными темпами.
Но с другой стороны, русская культура, если посмотреть на нее непредвзято, всегда была очень требовательной к тем, кто желал к ней приобщиться. По теперешним временам — чересчур требовательной. Следов этого полно в школьном курсе литературы. Привить ребенку вкус к жизни с помощью "Горя от ума" и "Евгения Онегина" практически невозможно. Солженицыным скорей испугаешь, чем привлечешь. А вот показать при помощи иллюстрированного пособия "Акулы", что мир — довольно любопытное место и жить в нем все-таки стоит, можно.
Помните девушку, которая читала книгу в ванне и отрывала прочитанные листы — чтобы книгу было легче держать?