Сегодня днем труппе Московского театра на Малой Бронной будет представлен новый главный режиссер. Накануне официального вступления в должность АНДРЕЙ ЖИТИНКИН ответил на вопросы "Коммерсанта" РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— По чьей инициативе случилось назначение — театра, городских властей или, может быть, вашей собственной?
— По обоюдному стремлению. В театре есть художественная коллегия, в которую входят все заслуженные и народные артисты. Они меня знают, потому что два года назад я поставил там спектакль "Нижинский, сумасшедший клоун Божий". И это до сих пор единственный аншлаговый спектакль в репертуаре Бронной и единственный спектакль, который приглашают на гастроли. Нынешний сезон у них вообще не заладился. Несколько месяцев сцена вообще стояла пустой. То есть вечером спектакли играются, старые спектакли, а днем ничего не репетируется, только дежурная лампочка горит. Любой театральный человек знает, что простой для театра — катастрофа. Это тревожное обстоятельство заставило актеров, как ни странно, сплотиться. Мне было удивительно, что они проголосовали за мое приглашение единогласно. Их доверие было для меня столь неожиданным, что я не стал брать тайм-аут и сразу согласился.
— Вы были примером очень успешного, востребованного существования в режиме free-lance. С другой стороны, за последние несколько сезонов Малая Бронная стала местом, забытым — если говорить о большинстве спектаклей — и Богом, и критикой, и зрителями. Зачем вы это взваливаете на себя?
— В театре, на мой взгляд, сохранилась очень интеллигентная атмосфера. Сравнительно небольшая труппа. У них сохранился некоммерческий дух, они почти не участвуют в антрепризах, держатся традиций психологического театра...
— Вы много спектаклей текущего репертуара видели?
— Не будем о них говорить...
— Именно поэтому ваш приход в этот театр удивляет. Все эти понятия вроде "интеллигентной атмосферы" как раз плохо сочетаются с репутацией режиссера Житинкина. Вы же все время стремитесь к эпатажу, броскости, ставите спектакли для звезд.
— Мне исполнилось сорок лет. Кстати, я буду самым молодым главным режиссером в Москве. Но, честно говоря, мне надоело дарить аншлаги разным театрам, не имея своего дома. Кроме того, приглашение Житинкина заранее предполагает кассовый и зрительский успех. С подобным ощущением очень сложно работать, потому что ты становишься заложником таких ожиданий, заложником имиджа. От меня ждут только Житинкина. И я недавно почувствовал, что не могу заниматься тем, что мне действительно интересно. Поэтому нужно иметь свой театр. Я, конечно, сейчас теряю в деньгах, теряю мобильность, потому что должен сосредоточиться. Но свобода репертуарная мне дороже всего на свете. Например, пьеса "Нижинский" в театре Моссовета, где я работал, лежала два года без движения.
— Есть какие-то конкретные репертуарные планы?
— Давно мечтаю поставить "Постороннего" Камю и "Анну Каренину". К концу года выпущу бенефисный спектакль для Льва Дурова, у которого грядет юбилей. Но прямо сейчас начну репетировать два других спектакля — "Портрет Дориана Грея" Уайльда и малоизвестную у нас пьесу Франка Ведекинда "Лулу".
— Вполне эстетская программа. Нет ли тут противоречия? На Малую Бронную вас, как я понимаю, позвали не экспериментировать, а срочно спасать положение...
— Конечно, чем-то вроде палочки-выручалочки. Но мне все равно хочется поиграть с самим собой в такую игру — сделать из скучного, заброшенного места популярное. Я люблю провоцировать и зрителей, и критиков, и актеров. А пока надо все просчитать. Потом, когда станет хорошо и с денежкой, и с гастролями, можно заниматься чисто экспериментальными работами, звать других режиссеров.
— Будут ли приглашения актеров со стороны?
— Я получил от театра карт-бланш на приглашения. Но именно поэтому буду пользоваться данной мне возможностью очень осторожно. Мне важно, чтобы актеры этой, сегодняшней труппы Бронной, получили работу и чувствовали мое внимание. Они по работе соскучились. В труппе остались сильные возрастные актеры: Дуров, Перепелкина, Лакирев, Мартынюк, Песелев, многие актеры среднего поколения, начинавшие в спектаклях Эфроса. Просто они застоялись без режиссуры, без заботы, без замечаний. В конце концов, без успеха.
— Многие считают, что сама профессия "главный режиссер" остается пережитком советского прошлого.
— Не согласен. Хотя уверен, что все равно мы придем к западной модели, к театру контрактному, обеспечивающему актерам достойную жизнь, с сильными профсоюзами. Весь этот "совок", позволяющий репетировать годами и содержать впроголодь огромные труппы, доживает свой век.
— А вы здесь надолго рассчитываете задержаться?
— Пока я заключил контракт на два года. Контракт заключен с директором. Но думаю, что комитет по культуре в курсе и даже отчасти готовил эту ситуацию. Мне кажется, сейчас взят курс на омоложение художественных руководителей. Без них театры превращаются в конвейер под директорским руководством, а о судьбе актеров никто не заботится.
— В свое время из театра на Бронной вынужден был уйти Анатолий Эфрос, сравнительно недавно — Сергей Женовач. Место для крупных режиссеров несчастливое. Не боитесь?
— Все-таки это, так сказать, намоленное место. Здесь ведь, в этих же стенах, работал и Михоэлс — в Еврейском театре. Правда, его история тоже закончилась трагически. Но я никаких суеверных чувств не испытываю.