Некролог
В Риме в возрасте 83 лет скончался великий американский художник Сай Тумбли — человек, который продлил жизнь абстрактному экспрессионизму до наших дней, проведя его по минным полям поп-арта и трансавангарда.
Его работы находятся в крупнейших коллекциях мира — от MoMA до Лувра, заказавшего этому странному, жившему затворником американскому римлянину колоссальный плафон для Зала бронзы. Луврский заказ сразу ставит имя живописца в определенный ряд: Делакруа, Энгр, Брак, Кифер. Это что-то вроде приза за достижения в искусстве от имени истории оного — Сай Тумбли, кстати, собрал внушительную коллекцию наград: от Императорской премии Японии и ордена Почетного легиона до "Золотого льва" Венецианской биеннале.
Всемирное признание настигло его на склоне лет — где-то в конце 1980-х, когда на смену выставкам в передовых галереях и авангардных кунстхалле пришли блокбастеры в музеях-мегаломанах. Раньше его любили интеллектуалы — о нем с большой нежностью писал, например, Ролан Барт. Теперь полюбили богачи — последние десять лет он редко покидал первую сотню в списках наиболее дорогих художников мира, им занимался сам Ларри Гагосян.
Перебрав несколько художественных школ, в 1950-м Сай Тумбли оказался в легендарной Лиге студентов-художников Нью-Йорка, где познакомился с Робертом Раушенбергом. Через год они вместе сбежали в Северную Каролину, в еще более легендарный Black Mountain College, чтобы учиться у абстрактных экспрессионистов — Франца Клайна и Роберта Мазервелла — и встретить Джона Кейджа. Потом он путешествовал по Северной Африке, Испании, Франции и Италии, потом служил в армии шифровальщиком. Формулу тумблиевской живописи, выведенную художником уже к середине 1950-х, любят объяснять в том духе, что это брызги абстрактных экспрессионистов плюс процарапанные поверху шифровки.
В 1957 году Тумбли поселился в Италии. Картины, рисунки и скульптуры, которые он слал оттуда в нью-йоркскую галерею Лео Кастелли, выведшую поп-арт на международную сцену, производили странное впечатление. Прежде всего названиями, больше подходившими для какого-нибудь французского академика середины XIX века: "Аркадия", "Орфей", "Афинская школа", "Леда и Лебедь", "Геро и Леандр". Можно было подумать, что он совсем свихнулся на почве классического искусства, если бы не неклассический вид столь патетически озаглавленных произведений. Кляксы, нервные каракули и потеки краски — на белых, как бумага, холстах. Маниакальные росчерки мела — на холстах серо-грифельных, как школьные доски. Между красочных клякс и меловых штрихов процарапаны буквы, складывавшиеся в слова, такие как "pathos", "Vergilius" или "Catullus".
Этот стиль, найденный Саем Тумбли еще в 1950-х, практически не менялся, оказываясь удивительно созвучным всему самому экспериментальному в течение последующих 30 лет,— arte povera, концептуализму, трансавангарду, стрит-арту. Что зашифровано в его каракулях и кляксах, давно является предметом ожесточенных споров критиков. Возможно, это лишь проделка хулигана-школяра, скрестившего Вергилия с Поллоком, чтобы посмеяться над серьезностью. А может быть, эта бесконечная вязь линий и пятен — род кардиограммы, свидетельствующей о том, что искусство живо, невзирая на смерть классики, Поллока и многих других.