Опасная гастроль

На прошлой неделе Лувр отказался посылать "Джоконду" на выставку во Флоренцию. Итальянцы продолжают добиваться путешествия на родину самого знаменитого в мире портрета. Обозреватель "Власти" Кира Долинина считает, что это гиблая затея.

Флоренция — родина холстов

Власти Флоренции обратились к дирекции Лувра с просьбой предоставить им "Мону Лизу", известную также под названием "Джоконда", для временной экспозиции в галерее Уффици в 2013 году. Руководство парижского музея отреагировало резко: "Картина слишком хрупкая, она не может перемещаться". Тем не менее инициативная группа итальянцев продолжает настаивать на показе портрета у себя, повод для этого — столетие со времени его счастливой находки после двухлетнего плена. Организаторы проекта собирают в интернете 100 тыс. подписей под соответствующей петицией. Их можно понять — юбилей мог бы получиться действительно отменный. В 1911 году итальянец Винченцо Перуджа, устроившийся рабочим в Лувр, украл портрет жены флорентийского гражданина Франческо дель Джокондо, написанный во Флоренции в 1503-1504 годах, чтобы возвратить его на родину. Несмотря на то что вор попутно продавал копии с картины, которые за время ее истерических поисков сильно выросли в цене, да и попался он на попытке продать полотно директору галереи Уффици, в истории Перуджа остался настоящим итальянским патриотом. Под этим флагом он и получил за преступление, занимавшее мир два года, всего шесть месяцев тюрьмы.

Право Флоренции называться родиной "Джоконды" никто не оспаривает, но право именно этого города настаивать на перемещении портрета более чем спорно. Почему бы Неаполю не вспомнить о том, что Лиза Герардини, будущая жена торговца шелком дель Джокондо, которую написал Леонардо, была неаполитанкой? Или Франции не указать Флоренции на тот факт, что Леонардо во Флоренции не прижился и сам увез портрет "Моны Лизы" во Францию, и тот никогда в Тоскану больше не возвращался (после смерти художника картину унаследовал его ученик Салаи, несколько лет "Джоконда" пребывала в Милане в его семье, а потом была выкуплена королем Франциском I)? Никто не упоминает об этих обстоятельствах просто потому, что они не имеют никакого значения: "Джоконда" принадлежит Франции, ее место в Лувре — это исторический и юридический факт.

Коды и кости да Винчи

Флоренция же факты не оспаривает, но бьет на чувства: один из активистов проекта, бывшая балерина, а сейчас советник по культуре флорентийского муниципалитета Карла Фраччи, предлагает "всем вместе поехать в Париж и упросить "Джоконду" вернуться". Балерине такой полет фантазии простителен: она лицо творческое, идущее на поводу у высоких чувств. Но вот главный инициатор визита шедевра на родину Сильвано Винчети — человек вроде бы серьезный, глава Национального итальянского комитета по охране культурного наследия, в который входят солидные антропологи, историки, искусствоведы и другие эксперты. Он-то что делает вид, что не понимает резонов хранителей Лувра, которые не дают "Джоконду" на вывоз никогда и никому вот уже скоро как сорок лет?

Ушлые французы на волне разгоревшегося вокруг "Джоконды" скандала быстро нашли свой ответ на этот вопрос: Винчети — знатный прожектер. Чего журналисты только ни накопали в списке достижений этого детектива в области истории искусства и бывшего телеведущего: следы мышьяка на костях философа и теолога Пико делла Мирандолы; компьютерная реконструкция лица Данте по его черепу; работа над некоторыми текстами Петрарки, доказывающая, что их автор — девушка; в прошлом году, как раз к 400-летию Караваджо, команда под его началом обнаружила останки Караваджо в городке Порто-Эрколе, которому эта новость принесла немалый туристический доход. Леонардо — особая любовь Сильвано Винчети. В его планах — изучить останки художника в замке Амбуаз, найти в одном из флорентийских монастырей кости Лизы Герардини, что не мешает ему настаивать на том, что на знаменитом портрете на самом деле не женщина, а молодой человек — тот самый Салаи.

О неких буквах L и V в правом глазу Джоконды Винчети уже сообщал, теперь он ищет на полотне другие тайные знаки и символы. Нынешний скандал особых открытий не сулит, но внимание к фигуре "детектива-искусствоведа номер один", как называют его в прессе, уже привлек. Абсурдности ситуации добавляет то, что громкий скандал уже есть, а в Лувре никакого официального запроса от Уффици, в которую как бы планировалось привезти "Джоконду", не получали.

Невыездные шедевры

Вообще-то с прагматической точки зрения этот скандал не стоит и выеденного яйца. То есть его не должно было быть. Скандалы с вывозом на временные выставки тех или иных шедевров возникают часто, но, если они не связаны с вопросами собственности (реституция, проблемное наследство, произведения, принадлежавшие жертвам холокоста, и тому подобные истории), они всегда имеют один и тот же вектор. Общественность и специалисты обвиняют музеи: те дали на выставку то, что вывозить нельзя.

Например, в 2006 году на тот же Лувр обрушились упреки в том, что музей послал своему партнеру — The High Museum of Art в Атланте (США) "Портрет Бальдассаре Кастильоне" кисти Рафаэля, считавшийся до этого специалистами строго невыездным. Не меньшее возмущение вызвали у французов планы Лувра и некоторых других главных французских музеев открыть "Лувр в пустыне" — выставочный зал в Абу-Даби, куда бы на время отсылались шедевры старых мастеров из парижских собраний. Серьезные обвинения звучали и в адрес российских музеев. Больше всего критике подвергался Государственный Русский музей, который в 1990-е годами катал наиболее привлекательные, но находящиеся в плохом состоянии работы русского авангарда по зарубежным экспозициям.

Подобные запреты на вывоз (а иногда и на передвижение вообще, даже внутри самого музея) есть практически в любом крупном хранилище произведений искусства. Иногда ограничения диктуются размерами. Так, французское музейное законодательство ограничивает вывоз картин, которые не проходят через переднюю дверь грузового самолета. Но чаще всего запрет на перемещения связан с состоянием вещи, ее сохранностью. В частности, категорически невыездными в музейном мире считаются "Ночной дозор" и "Блудный сын" Рембрандта, "Музыка" Матисса, тот же "Портрет Бальдассаре Кастильоне". До последнего времени российские собрания признавали невыездными почти все домонгольские иконы. Подобных предметов сотни по всему миру, и это не капризы хранителей и не строгости национальных законов по охране культурного достояния, а практика музейного дела: не рисковать, когда можно не рисковать.

Главный инициатор визита шедевра на родину Сильвано Винчети — человек вроде бы серьезный, глава Национального итальянского комитета по охране культурного наследия

"Джоконда" в неплохом состоянии, пока она в покое. Главный хранитель отдела живописи Лувра Венсан Помаред объясняет: "Со временем картина, написанная на доске из тополя, слегка изогнулась, и с задней стороны слева ясно видна трещина. Все мои коллеги во Франции и за рубежом это знают. Даже когда мы осматриваем ее во время ежегодного обзора, мы не переносим ее в лабораторию — мы изучаем ее в прямо в зале. Двух часов без защитного стекла и то достаточно, чтобы увидеть, что эта трещина увеличивается". Подобное описание полотна не допускает и мысли о том, чтобы его можно было куда-то везти. Даже при всех обещаемых Флоренцией мерах предосторожности.

Мало какой из шедевров мировой живописи никогда не путешествовал. Даже самые вроде бы "спокойные" объекты из-за войн ли, пожаров, волей монархов или тиранов, но покидали свои стены. "Ночной дозор" во Вторую мировую прятали от немцев по разным тайникам Голландии, чуть не утопили. "Блудный сын" тогда же совершил опаснейший переезд в Свердловск. "Джоконда", которая меняла только резиденции французских королей, но со времен Наполеона, который попытался было ее "приватизировать" — повесил в своей спальне во дворце Тюильри, но вернул-таки в Лувр,— свое уже отпутешествовала. Двух лет после кражи 1911 года, военных скитаний по потайным местам Франции да двух политических визитов (в США — в 1963-м, и в Японию с заездом в СССР — в 1974-м) ей вполне хватило. По ее душу являются вандалы всех мастей и убеждений, ее слепят вспышки туристов, ей душно и тесно. Если в нашем глобализованном мире и есть какая-то проблема с возможностью увидеть воочию "Джоконду" — это проблема приблизиться к ней в безумной луврской толпе. Но нет никакой проблемы озабоченному своей национальной гордостью флорентийцу сесть в машину, на поезд, на самолет и за несколько часов оказаться в Лувре. Это и есть музейная глобализация: когда можно — посылать выставки-эмиссары за моря и океаны, когда нельзя — делать так, чтобы любой желающий мог приехать и увидеть вожделенное на месте. И ничего страшного. Каждое обсуждение мировых экспозиций начинается с того, что один музей просит у других Леонардо-Рафаэля-Микеланджело-Тициана-Рембрандта и далее по списку. Потом их не дают. Сборы от этих выставок, может, и страдают, но шедевры остаются целы.