Матрешкин двор

В качестве сувенира зимних Олимпийских игр в Сочи утверждена семеновская матрешка. Как выяснил "Огонек", символ нынешней России делают женщины, которые только мечтают о счастье

Наталья Радулова

Десятки, сотни женщин идут рано утром по улицам небольшого городка Семенова в сторону фабрики, на которой производят матрешек. Многие с детьми и внуками — кого в садик по дороге отводят, кого с собой на работу ведут. Кажется даже, что кроме женщин и их ребятишек в этом городке и нет никого.

"Муж под глаз навешал?"

"Я уже сорок лет точу только матрешки,— токарь Анна Малышева закрепляет на станке деревянную болванку и начинает ее обрабатывать — стружка летит во все стороны.— Ох и люблю я эту работу, запах липы люблю. Но тут главное знаешь что? Следить надо, чтоб деревяшка не сорвалась с крепления, а то как даст по морде. Вот видишь у меня над глазом швы? Это производственная травма. И так несколько раз было. Но я даже больничный не брала никогда. Так, похожу с фингалом или там с носом перебитым, девчонки посмеются: "Что, муж навешал?", да и все".

Анна Николаевна — не единственная женщина-токарь в производственном художественном объединении "Хохломская роспись". Из более чем тысячи работников — почти все женщины. Мужчины, как это в России принято, в основном занимают руководящие должности. "Если говорить о количестве занятых, то мы — градообразующее предприятие города Семенова,— объясняет генеральный директор и по совместительству доктор философских наук Андрей Веселов.— Хотя оклады у нас скромные. Если какая-нибудь уборщица в электричках получает 10-15 тысяч, то у нас средняя зарплата 8 тысяч рублей. Народные промыслы ведь требуют больших затрат именно из-за ручного труда, поэтому прибыли почти никакой мы не имеем, хотя ассортимент товаров у нас большой — и деревянные ложки, расписанные под хохлому, и посуда, и мебель, тех же знаменитых семеновских матрешек выпускаем примерно 250 тысяч в год. Нас, конечно, субсидирует государство, но все равно еле-еле сводим концы с концами. Не всех специалистов можем удержать, а токарей так вообще нам катастрофически не хватает".

"Платят мало, поэтому серьезные мужчины сюда не идут,— Анна Николаевна давно сделала для себя все выводы.— Сейчас все работящие мужики наши в Москве на заработках, а которые и спились. Но вот если взять меня, то я всегда кормилицей была в семье. Двух сыновей воспитала, муж если выпивал — его тоже приходилось воспитывать. И получает он мало, хоть и шофер. Сейчас три внука у меня, их поднимать надо. Поэтому никуда я не уйду от своих матрешек, хотя уже и спина болит, и ноги".

"Токари у нас на вес золота,— говорит старший мастер токарного цеха Галина Корьева.— Работа тяжелая, поэтому мы им 100 процентов премии выплачиваем. Матрешка семиместная стоит 4 рубля 50 копеек. Наточит, к примеру, женщина на 200 рублей в день, так мы ей еще и премию 200 рублей даем. В среднем зарплата 12 тысяч в месяц получается. Это очень много для нашего предприятия".

Токарный цех, в котором хозяйничают дамы, и обустроен по их вкусу. Везде висят постеры с кошечками, с цветочками. У Анны Николаевны, к примеру, над станком прикреплен календарь с Эдитой Пьехой. У Александры Лебедевой — открытки "С 8 Марта". Александра Александровна, кстати, трудится токарем тоже сорок лет: "Я вдова. Живу с внучкой Наташенькой. Вчера вот купила ей детский зонтик. Мне на отдых выходить рано, девочку надо обеспечивать. Поэтому пока стою по восемь часов за станком". Александру Александровну тоже несколько раз "зашивали" — шрамы красуются и на лбу, и под глазом. "Вылетают чурочки иногда, бывает. Но пока еще никого не убило, да и с возрастом мы научились увертываться".

"Я сладкое не люблю"

"Раскрашиваю матрешек уже семнадцать лет",— рассказывает Тамара Кабанова. Деревянные фигурки тщательно прошкуривают, грунтуют картофельным клейстером и сушат, прежде чем они попадают в руки Тамары, в цех к художникам. Точнее — к художницам. Росписью матрешек, кажется, вообще ни один парень не занимался с 1922 года, с тех самых пор, когда в Семенове и начали потихоньку изготавливать диковинных куколок.

Матрешке на самом деле на так уж и много лет. Но почему-то кажется, что она была всегда. Может, потому что это абсолютно точное олицетворение России — плодородия, материнства, женской силы и заботы. "Сын мой пошел учиться, так что я теперь еще и кладовщиком устроилась, воспитываю я его ведь одна,— Тамара ни на минуту не прекращает работу, держит на коленке матрешку и закрашивает ее платочек.— У меня зарплата дай бог если тысяч пять рублей в месяц. Несколько лет нам зарплату вообще не повышали. У нас теперь 4-дневная рабочая неделя. Но 30 штук семикукольных матрешек в день надо раскрасить — план".

У Жени Прокошевой двое детей, они еще маленькие, но "расходов больших требуют". Женя работает художником по росписи матрешки всего три года: "Меня свекровь научила, и я сюда устроилась работать. А куда еще идти? Продавщицей в магазин? Так там ведь никто тебя не отпустит домой, если дети заболеют, а тут дают больничный, в этом плане мы, мамочки, хотя бы защищены". Супруг Жени работает в Москве, пропадает там неделями, зато свекровь сидит тут же, за соседним столиком. Она сейчас в отпуске, ушла почти на целый месяц, вот только шоколадные конфеты оставила возле баночек с краской. Женя свекровины конфеты не ест: "Я не очень сладкое люблю", и остальные 70 женщин на них не претендуют, проявляют характер. Так что сладости плавятся от жары.

Работают тут часто семейными женскими кланами. Ирина Полякова, талантливая 19-летняя художница-самоучка, ездит на работу вместе с мамой, которая работает в "лачке" — цехе, где уже расписанных матрешек покрывают лаком. Рядом работает Ксюша Полетаева, молодая мама: "Я окончила наш местный лицей, который готовит специалистов для предприятий народных художественных промыслов. Раньше, в советское время, там на одно место с десяток абитуриентов претендовало, а сейчас — недобор".

Open space — так бы, наверное, на современный лад назвали помещение, в котором трудятся художницы. Открытое пространство, много столиков, разговоры, которые слышат все. Вот сидит Валентина Макарова, которая раскрашивает матрешек уже 37 лет. Тут же — 21-летняя Света Охотникова, которая меньше года работает контурщицей — рисует на кукле контуры сарафана, рук, платка, выписывает личико. У окна — Ира Менькова, дважды мама. Тут обсуждают и школьные успехи детей, и взаимоотношения с мужчинами, и цены, и фасоны свадебных платьев, и сплетни про Аллу Пугачеву. У некоторых женщин есть фотографии, на которых они запечатлены со знаменитостями. "Хохломская роспись" — предприятие, на которое водят туристов, куда привозят почетных гостей города. Если городку Семенову и есть чем гордиться, так это своими народными промыслами. "Это мы с Кобзоном,— показывают женщины снимок.— Он как-то сюда с губернатором прибыл. Смотрел, как мы работаем, восторгался, потом спросил, сколько получаем: "Четыре тысячи? Ну, девочки, это еще нормально — четыре тысячи долларов"".

Матрешки, фонтан и заборы

Сельская красавица — так представляют свою расписную куклу на сайте предприятия "Хохломская роспись". Желтый платок, красный сарафан, цветы на переднике — это классическая семеновская матрешка. Есть матрешки городские, в строгой одежде, а семеновская — яркая, будто только что из хоровода выхваченная, с румянцем на щеках. Именно она утверждена в качестве сувенира зимних Олимпийских игр в Сочи. "Мы, конечно, хотели, чтобы наша Матрена стала талисманом Игр,— говорит главный художник Валентина Дашкова.— И с факелом ее пытались изобразить, и с лыжами, отправляли заявки. Но талисманом мы не стали, зато стали официальным сувениром. Да и это разрешение получали долго. Необходимо было собрать многочисленные документы, провести переговоры, презентации. Но, слава богу, утверждена наша традиционная 3-5-местная матрешка, дали добро на изображение олимпийской символики на ее передничке. А город наш также включен в перечень культурных мероприятий Олимпиады: будем принимать у себя гостей, приехавших на Олимпийские игры в Сочи. Вот планируем разрисовать ради этого под хохлому все городские автобусные остановки и городской общественный транспорт". Пока что разрисовали только таблички с указанием улиц, городской фонтан и кое-где — заборы.

Сотрудницы предприятия на Олимпийские игры очень рассчитывают — надеются, что заказов станет больше, а значит, и прибыль кое-какая появится, зарплаты поднимут. Генеральный директор более сдержан в эмоциях: "Я хочу сохранить производство, и надеюсь, что Олимпиада нам в этом как-то поможет. Но последние годы мы видим лишь снижение уровня продаж. То ли туристов стало меньше приезжать в страну из-за экономического кризиса, то ли у самих россиян стало меньше денег, но я так скажу — без государственной поддержки наше предприятие, скорее всего, давно бы закрылось. Но держимся на дотациях да на трудовом энтузиазме наших сотрудников".

"А еще у мамы есть я"

Сильные, крепкие, устойчивые к трудностям, семеновские женщины очень напоминают матрешек, которые берегут, прикрывают свои семьи. В городе, в котором не так много мужчин, только на них вся надежда. Они работают на фактически убыточном предприятии, которое чиновники называют гордостью России. Они варят щи из крапивы и экономят деньги. Воспитывают детей и ухаживают за престарелыми родственниками. Остаются последними хранительницами народного промысла, известного на весь мир.

Они еще и на дому подрабатывают, хотя говорить об этом не любят. Многие художницы в Семенове расписывают матрешек и для частников, которые возят товар в Москву. Но на этом тоже состояния не сколотишь, разве что питание семье чуть получше обеспечишь. Некоторые и такой возможности не имеют. Людмила Шумкина живет с 9-летней дочерью Полиной в общежитии, в такой маленькой комнатке, что почти все ее пространство занимает диван — на нем мать и дочь спят. "Когда Полина в школу пошла, то я с большим трудом втиснула в комнату еще и письменный столик. Если бы я и хотела работать, то мне просто нет там места",— говорит мама.

С недавних пор маленькая Полина стала не то что просить компьютер, а рассказывать о нем, долго и подробно: "Мама, знаешь, там можно книги читать, можно рисовать, смотреть, что в мире делается". Полина понимает, что с маминой зарплатой им не то что компьютер купить, а даже старенький советский телевизор на лучший не поменять. Людмила же озабочена другим: "Дочка у меня два месяца ходила в летний лагерь по путевке от соцзащиты, их там два раза в день кормили. А теперь все, сидит со мной на работе. И вот приходится думать, чем ее кормить". Полина действительно проводит во втором художественном цехе, где работает 400 женщин, большую часть времени. Сидит, рисует. Хотя в художники идти не собирается, рассуждает вполне по-взрослому: "Зарплата маленькая, заказов меньше стало. Оклад — три с половиной тысячи, за месяц у мамы со всеми премиальными всего семь тысяч получается. А еще я у нее..."

Кто-то из работниц дает Полине маленькую шоколадку, и она, счастливая, бежит, чтобы поделиться с мамой. "Что ты, доченька,— взмахивает руками Людмила.— Да я вообще сладкое терпеть не могу!" Они тут все такие, эти женщины. Не сладкоежки.