Спецкорреспондент «Ъ» ОЛЕГ КАШИН, побывавший на съезде партии «Правое дело», увидел, как Михаил Прохоров стал лидером этой партии, но не увидел самой партии, тем более либеральной.
Несколько лет назад я был на инаугурации одного губернатора. Это были уже времена назначаемой региональной власти, но самое их начало, и никакого опыта, ни положительного, ни отрицательного, у регионов в этом смысле еще не было. И вот назначенный губернатор вступал в должность, а я за этим наблюдал.
Губернатор — богатый москвич, — до сих пор в этом регионе, кажется, не бывал вообще. Почему выбор президента (им тогда еще был Владимир Путин) пал именно на него, никто объяснить не мог и, кажется, объяснения не существовало вообще — просто, видимо, некуда этого человека было деть, а тут освободилась одна область, ну его и назначили. Он прилетел из Москвы, пришел на заседание областной думы, и депутаты стали его утверждать. Когда утвердили, перешли в областной драмтеатр, и там была уже торжественная часть. Новый губернатор пел под гитару песни, местные элиты слушали, перешептываясь между собой о своих ощущениях и ожиданиях.
Губернаторскую цепь на шею назначенцу вешал спикер областной думы — по тем временам очень влиятельный местный политик. Этого председателя новый губернатор выгонит, кажется, в первую очередь — заменит своим московским приятелем, главой управы того района, от которого губернатор, когда еще не был губернатором, избирался в Госдуму. По людям, сидевшим в том зале и слушавшим губернаторские песни, новая кадровая политика пройдется тоже быстро и основательно — кого-то отправят на пенсию, кого-то сошлют в Москву, у кого-то отберут бизнес, кого-то даже посадят. Можно ли было чего-то такого ожидать именно в тот инаугурационный день — да наверное, можно было. Но в зале царила совсем не похоронное и не паническое настроение. Все понимали, что времена наступают рискованные, но это в любом случае были новые времена, а новых времен все действительно ждали, хотели перемен. Кремль предложил новые правила, и какими бы они ни были странными, играть по ним действительно были готовы все, был на этот счет своего рода консенсус. Была инаугурационная речь, губернатор что-то обещал, местные элиты слушали, перешептывались — новая жизнь, все хорошо.
Спустя пять лет остатки разгромленных новым губернатором местных элит были, конечно, едины в том, что никакой жизни с этим губернатором быть уже не может. На антигубернаторские митинги в областном центре выходили многие тысячи людей — митинги считались стихийными, но, по крайней мере, молчаливая симпатия к ним владела даже вождями местной «Единой России». Те региональные политики, у которых была возможность, минуя губернатора, ездить в Москву общаться с кем надо, встречаясь в коридорах администрации президента, делились друг с другом слухами — растет недовольство губернатором, вот-вот он полетит. Через полгода после пика протестных митингов губернатор именно что полетел — его тихо даже не сняли, а просто не внесли в шорт-лист на новый срок. Назначили местного.
«Прохоровский» съезд «Правого дела» выглядел именно как инаугурация варяга в отдаленном регионе, вплоть до мелочей. Формальное соблюдение процедур было гораздо более неизящным, чем можно было ожидать даже от карманной партии Кремля. Сеть беспроводного интернета в зале, где проходил съезд, уже носила имя (точнее, инициалы) Михаила Прохорова, хотя он даже еще не был членом партии. Эстрада, заменявшая президиум, была выстроена специально с учетом исполинского роста Прохорова — она имела U-образную форму, причем все ораторы выходили к боковому микрофону, на возвышение, а Прохоров выступал, стоя в углублении. Поправки в устав — ветеран СПС Борис Надеждин назвал их «сбывшейся вековой мечтой партии о единоначалии», подчеркивая, что поправки «согласованы с Прохоровым», и указывая на дверь тем, кто против поправок, — вводили должность «лидера» (написали бы прямо — Михаил Прохоров), буквально единоличного владельца «Правого дела». Голосование о принятии Прохорова в партию выглядело таким же странным — могли же тихо принять до съезда, но почему-то принимали в партию общим голосованием, и как только приняли, новый рядовой член партии вышел на сцену и произнес такую тронную речь — она звучала даже впечатляюще в том смысле, что некоторые пункты (отмена института полпредств, прямые выборы шерифов и судей, выборность мэром Москвы и Петербурга) до сих пор использовала только несистемная оппозиция, но гораздо более важным кажется то, что если бы Прохоров, например, прочитал стихотворение или, скажем, спел песню, эта песня прерывалась бы продолжительными аплодисментами ровно в том же количестве, в каком делегаты прерывали аплодисментами эту речь. Потом зачем-то устроили тайное голосование с бюллетенями и кабинками, долго считали голоса (ИТАР-ТАСС сообщил о единогласном избрании Прохорова еще до окончания голосования; на самом деле против проголосовали двое делегатов из 109 голосовавших), и когда Прохоров победил, начались даже не речи, а буквально тосты от творческой интеллигенции - Леонид Ярмольник, Павел Лунгин и Александр Любимов, тщательно называя Прохорова только по имени-отчеству, восхищались его мудростью и другими качествами. А уходящие лидеры «Правого дела» говорили о том, как здорово, что их наконец-то выгоняют из этой партии, и как им приятно уступать свои места такому хорошему человеку.
Это действительно было слишком похоже на инаугурацию варяга-назначенца, и это даже вполне объяснимо — политическая культура нынешней России крайне бедна форматами. Но на что это точно было не похоже — на съезд либеральной партии. Наверное, «Правое дело» действительно станет, как обещал Прохоров, второй партией власти, и наверное, Центризбирком Владимира Чурова не обидит «Правое дело» в декабре, но кто решил, что еще одна «Единая Россия» — это то, чего не хватало до сих пор российской политике? Ей ведь совсем другого не хватало.
«Сначала нужно показать результат промежуточный, а потом идти дальше»
Председатель «Правого дела» Михаил Прохоров рассказал политическому обозревателю «Коммерсантъ FM» Станиславу Кучеру о планах партии.
— Михаил, какие у вас все-таки и есть ли разногласия с премьер-министром и президентом?
— Здесь же вопрос в том, что любая политика опускается на землю. Если назвать нынешнюю модель управления эффективной, это ничего не сказать. Я об этом уже говорил. Проблема эффективности она же очень простая. Есть проблема и надо решать на месте ее возникновения. Сейчас у нас происходит это не так, поэтому вся система от политической до управленческой должна быть, на мой взгляд, модифицирована. И об этом мы открыто абсолютно говорим: продолжение той модели, которая сейчас есть, не приведет к новому витку развития нашей страны, она уже выработала свой ресурс, и это очевидно.
— Тем не менее, руководители страны позволили этому проекту состояться, понимая, что однажды этот проект, если вы пойдете до конца, может похоронить ту систему, в которой они сами функционируют. Почему?
— Вы знаете, вопрос похорон как-то немного очень резкий. Я вообще сам против революции, просто любая система должна меняться, хорошая или плохая. Хорошая система, когда она выполняет свои задачи, она тоже начинает становиться плохой. Если мы возьмем последнее десятилетие, то есть очевидные заслуги, они связаны с тем, что люди стали жить лучше. Просто возникает новый вызов, а вызовы сейчас известно какие — глобальные, необходимо всю страну подстроить под новую систему конкурентоспособности, ведь никто конкуренцию между странами не отменял, она, более того, нарастает.
— То есть в плане изменений страны вы, Медведев и Путин — союзники?
— Я точно не знаю, какая программа есть у Медведева и у Путина. Вот я знаю, какая есть программа у меня, и ее обязательно представлю на электоральном съезде. Я понимаю, как срезать те проблемы, которые сейчас есть, с новой моделью управления страной. Про политическую систему я сегодня сказал, но за ней следует надстройка всего остального.
— Ключевой вопрос — местное самоуправление, вплоть до избрания шерифа, американский вариант, о котором вы сказали. Как реально вы это собираетесь воплощать в жизнь?
— Опять тот же принцип. Качество жизни человека зависит от того, как работает мэр города, ну в большей степени и, соответственно, местное самоуправление. Это те люди, которые обеспечивают качество жизни человека — ЖКХ и так далее. Сто лет можно говорить о том, что мы из федерального центра можем решить вопрос о ЖКХ, но это невозможно сделать. Конкретной трубой в конкретном доме занимается мэр и его инфраструктура, которая ему подчиняется. Если у него на трубу нет денег, банально нет денег, и он не может выполнять свои функции, никакого качества жизни не достигнуть, — вот это как раз объясняет многое. Можно назвать этот процесс политическим, можно назвать экономическим. Я вот хочу уйти от лозунгов, есть проблема, надо решить. В бизнесе я к такому приучен: есть проблема — решаем.
— Самый последний, простой. Фильм Untouchables смотрели? «Неприкасаемые» про борьбу с Аль Капоне?
— Смотрел, но очень давно.
— Вот там пожилой полицейский, которого играет Шон Коннери, спрашивает молодого, который собирается бороться с Капоне: «Ты понимаешь, что ты должен быть готов идти до конца, до самого конца, если по-настоящему хочешь добиться своей цели?». Вы готовы идти до самого конца, если хотите изменить жизнь в нашей стране?
— Если бы я поставил главной целью прохождение в Госдуму, тогда, видимо, в некотором смысле и вопрос был бы неуместен. Так я понимаю? Мне хочется сделать партию власти.
— И вы готовы для этого идти до конца?
— Я реалист, нужно идти поэтапно. Сначала нужно показать результат промежуточный, а потом дальше идти до той вершины, до которой можешь подняться. В бизнесе у меня так получалось.