В основном наш фонд сотрудничает с ожоговым центром, но помогаем мы всей больнице. То есть нам звонят врачи и говорят, что им нужно или кому нужна помощь в отделении. И плюс к этому мы занимаемся реабилитацией ожоговых больных, и медицинской, и социально-психологической.
Миша был не ожоговый мальчик, его сбила машина. Его врач попросил найти денег на курс реабилитации, хотя сомневался, что что-то выйдет. Мишина мама Лена сделала все, чтобы поставить его на ноги,— купила все нужные тренажеры, занималась с ним постоянно. И поездка в Германию, конечно, тоже им очень помогла. Но все равно еще очень много требуется сделать.
Первый фонд на территории 9-й больницы появился еще в 1989 году. Это был американский фонд Project Hope. Американцы поставили здесь отличную медицинскую программу — хирургия, пересадка кожи, сестринское дело и инфекционный контроль, все стало на уровне лучших клиник мира.
После ухода американцев здесь до 2008 года работал английский фонд Children's Fire and Burn Trust. Вот последние три года мы сами работаем. Тяжело, но мы справляемся. Платят нам мало. Дело в том, что иностранцы привыкли, что работникам НКО надо платить. А у россиян это пока в голове не уложилось. Мы же не можем просто часть спонсорских денег взять, спонсоры должны на это согласиться. И часто не соглашаются. Это неправильно. Мы не волонтеры, а оплачиваемые специалисты, поставляющие качественный продукт — помощь.
Общая сумма, на которую мы помогаем больнице,— 12–15 млн рублей в год. Нас пять человек, но мы находим такие деньги. 6–7 млн идет на медицину, включая наркозные аппараты, светильники, лезвия для пересадки кожи. Остальное — на социально-психологическую реабилитацию в отделении и, конечно, после выписки. Дети общаются со специалистами и, самое главное, друг с другом в ожоговом клубе и в лагерях.
У нас новая программа «Возвращение в школу». Дети с ожогами часто боятся общаться со сверстниками. Это же выглядит очень страшно, особенно если лицо пострадало. Дети замыкаются, сидят дома, у них начинается депрессия, иногда даже доходит до попытки суицида. Очень важно вернуть их в школу. Психологи сначала готовят почву: говорят с учителем, с одноклассниками, спрашивают, кто из вас обжигался, оказывается, что все, лес рук. Потом сам ребеночек туда приходит. И он выглядит настоящим героем. Тот же аквапарк, где мы иногда организуем встречи клуба, он нацелен на то же самое. Ребенок раздевается, нужно, чтобы он преодолел этот барьер, понял, что он остался нормальным и внутри, и внешне.
Ожог — это травма, которую за один раз не победишь. Потому что, к сожалению, пострадавшая кожа не эластичная и плоская, клетки там не прижаты друг к другу, и они начинают безобразно расти. И иногда это не просто выглядит страшно, это мешает функционировать. Рука, например, прирастает к груди, пальцы ног срастаются, трудно ходить. И тогда нужно делать еще одну пластическую операцию. Но можно это предотвратить. То есть это опять вопрос реабилитации. Мы покупаем пластиковые листы для шинирования (руки, ноги, пальцы отводятся друг от друга, чтобы не срастались), специальную компрессионную одежду, которая тоже не дает рубцам разрастаться.