Мать Лиза Голикова
— Мам, за лето нам надо научиться считать до ста: это задание,— дети поставили меня перед фактом. А нам предстояли рассыпанные ракушки. Песочные замки. Выветренные кудряшки. Теплые ладошки. Соленые щеки. Приморские мы: дети не путешествовали, кажется, слишком давно.
— Мама, а давно — это сколько? Миллион часов? Триллион минут?
Я не боюсь простых ответов:
— Давно бывает разным, иногда проходит час, а кажется, что годы. А справа — видишь — город? Для него давно — это несколько тысячелетий.
— Город бродил-бродил по свету, поселился на вершине горы и там решил состариться? — Федя засматривается в стекло машины, и оттого у него раскрасневшийся кончик носа, а на стекле — запотевший, как будто пятачок.
Детям не терпится доехать до места, где нам предстоит жить, и оттого они пересчитывают сначала секунды, потом — минуты, затем — часы. Вдруг оказывается, что мы едем слишком давно. Настолько, что, приехав и утроившись на веранде с горячим молоком, дети принимаются считать звезды. Они, как выяснилось, тоже поддаются пересчету. Иначе зачем нужны звездочеты? Смотреть на звезды, считать и — дети продолжают нараспев — слушать.
— А планеты? — нам приходит СМС.
— Пока не просматриваются,— мы ответили в три голоса, хотя получилась лишь пригоршня букв: они не умеют писать СМС, но отвечаем мы иногда вместе.
Варя умеет считать до тридцати трех, Федя — до шестидесяти пяти. Сейчас звезд тридцать девять, а через полчаса будет уже шестьдесят восемь. Поэтому детям кажется, что они сбились со счета. Пора спать
Тирренское, Ионическое. Два моря. Опустошенные песчаные пляжи. Волны, которые сколько не пересчитывай, не пересчитать — совершенно честно.
— А чем Средиземное море отличается от этих двух? Вот, я понимаю, Красное — оно, конечно, совсем другое. А эти? Как понять, что закончилось одно и началось другое? И что делают мореплаватели? Пересчитывают моря?
Оттуда, где мы провели последние несколько дней, отчетливо, особенно в сумерки, виден средневековый замок.
— Рыцарский? — Феде кажется, что может быть только так.
— Ну конечно.
Он строит такой же из песка.
— А сколько всего было рыцарей? И почему их замки до сих пор не разрушены?
— Потому что после последнего слова в предложении мама чаще всего ставит точку,— Варя часто подсматривает, когда я работаю за компьютером, и чаще всего точку ставит она. Даже если в предложении необходим, например, вопросительный знак.
В машине, которую мы взяли напрокат, чтобы отправиться в большое путешествие, нет музыки. Детям непривычно: когда им надоедает все подряд считать, они поют, потом — читают выдуманные письма от друзей. Варя выдумывает сама все то, чего ей не хватает услышать.
"Варечка, родная, я по тебе скучаю и жду тебя на прикроватной тумбочке в Москве. Твой слон".
"Федя, я выстроил уже все замки и крепости. Мне не хватает бетона. Твой бетононасос".
"Я тебя очень люблю, ты — моя судьба, приезжай поскорее",— это письмо тебе, мам. Он по тебе так скучает, что даже написал. Продолжать? Я прочла уже три страницы. А тут их — пятьдесят три.
Дети не считают только вопросы. Этих вопросов — звонкая ключница, озвучивающая всю поездку.
Мы пробрались в горы, где чудом сохранившаяся крепость. На подходе к ней — перекидной мост через ров. На черной брусчатке белым камнем прорисованы ромбы, похожие на классики, оттого Варя через них — вприпрыжку. Мы проходим вглубь, я меняю голос на шепот, они — повторяют за мной. У Вари романтический настрой:
— В эти ворота въезжали рыцари на лошадях. Сюда входила принцесса и поднималась по этой лестнице. Платье скользило по каменному полу, шелк разливался по ступеням,— мы фантазируем.— А сколько тут ступеней?
Где-то внутри крепости дети находят подвал, к которому ведет лестница, упирающаяся в тяжелую, с закольцованной ручкой дверь. Они сочиняют самую страшную, как им кажется, историю. Для финала им не хватает ключа. Дверь заперта крепко-накрепко.
— Что там? — Варе любопытно.
— Давай не будем открывать ее, страшно.— Федя осторожничает.
Мы попросили ключ у служащих музея при крепости. Дверь поддалась сразу, хотя дети были убеждены, что открыть ее будет стоить многих сил и времени. Федя даже закрыл ладонями лицо, оставив между мизинцем и безымянным пальцами щель для подглядывания. За дверью оказались заготовки: стеклянные трех- и пятилитровые бутыли с домашним вином, вареньем и маринадами.
— А я думал, там страшная Сцилла или еще какое-нибудь чудовище.— Федя был огорчен.
Но после этого Феде поддались все двери, обнаруженные в крепости. Он открывал их одну за одной, бесстрашно, не прикрываясь уже ладонями. А потом все дни напролет выстраивал замки и крепости из всего, что оказывалось у него в руках. Как результат — fruit castella, sweet castella, flower castella. И в каждой из них — по нескольку дверей. Ключи не прилагались.
— Самое страшное — задать вопрос, что за темной той дверью. Никогда не бойся подбирать ключи и задавать самые неудобные вопросы,— что-то такое я помню из "Синей бороды" и пытаюсь пересказывать, конечно — шепотом.
И, возможно, вопросы никогда не стоит считать.
— Как звезды? Волны? Или буквы? — Варе иногда необходимы аналогии.
Возвратившись на побережье, дети бесстрашно строят новые замки из песка. Не расстраиваясь, что наутро они будут разрушены. И передразнивают меня, цитирующую путеводитель: "Замок из песка. Построен в первой половине двенадцатого. Первые поселения датированы периодом с 12.00 до 12.10. Попытки преобразования замка в крепость предприняты около 13.00, однако вследствие нападения враждебно настроенных волн основная часть сооружения была разрушена. Восстановительные работы продолжаются до сих пор".
Считать и пересчитывать песочные замки оказалось совершенно бессмысленно. Выяснилось, что все остальное, в общем-то, тоже. Мы не считали огни на взлетной полосе в аэропорту. Не пересчитывали бусины в каталоге беспошлинных товаров. Людей в очереди на паспортный контроль.
— А вдруг мы разучимся считать, мам? — Варя вдруг обозначила беспокойство.
— Варь, не переживай: в детском саду есть счетные палочки,— Федя пересек границу, не сводя счеты и не боясь новых вопросов.