Второй международный зимний фестиваль "Площадь искусств" начался в Большом зале филармонии с концерта Евгения Кисина, которого в Петербурге не слышали уже несколько лет, и Юрия Темирканова, который тоже не так уж часто балует местную публику своими выступлениями.
Фестиваль сегодня — главный вклад художественного руководителя филармонии в дело поддержания вверенной ему организации на плаву. В прошлом году программа была составлена так, что Темирканов дирижировал несколько раз подряд, но такими филармоническими банальностями, что отделить его новый роскошный проект от окружающих будничных концертов было нелегко. Но втором фестивале председатель оргкомитета выступает всего два раза, а также дает новогодний бал в Юсуповском дворце. Однако фестивальная афиша в целом выглядит гораздо выигрышнее.
Организаторам удалось пригласить представительную компанию заслуженных отечественных звезд: Геннадия Рождественского и Викторию Постникову, Наталию Гутман и Юрия Башмета, Валерия Гергиева с оркестром Мариинского театра, а также Ирину Шнитке, Олега Крысу и Александра Ивашкина с их "авторизованным" репертуаром — музыкой Альфреда Шнитке. К этим концертам добавляются бенефисы молодых знаменитостей — от Евгения Кисина до Петра Лаула, так как фестиваль призван отметить смену тысячелетий и, следовательно, никак не может упустить тему смены поколений. Также в честь нового века всем участникам предписано попрощаться со старым и играть музыку ХХ столетия. Тем более что в Русском музее, соседе филармонии по площади Искусств и партнере по одноименному фестивалю, продолжается выставка Казимира Малевича. Впрочем, ничего по-малевичски радикального этот респектабельный проект не предлагает. Рахманинов, Стравинский, Прокофьев, Шостакович, Барток, Равель, Гершвин, Пьяццолла. Из второй половины века — только Шнитке и Лютославский. Открыли фестиваль Вторым концертом Прокофьева (1916) и Первой симфонией Малера (1888), ХХ веку не принадлежащей даже метафорически. Что было не так уж и важно: публика пришла на Кисина. Исключительная репутация Евгения Кисина взращена на романтическом репертуаре, на Шопене и Рахманинове. Играя Прокофьева, он, казалось, чувствовал себя не вполне в своем амплуа. Лучше всего — хотя и наименее стильно — прозвучала медленная первая часть: предельно рахманизированно, мягко, красочно, с выразительными охами и вздохами. Сразу стало понятно, за что пианиста во всем мире так любят: за иллюзию вечного романтизма. В его игре — бархат и кружева, дворцы и парки, ненатужная искренность, серьезная пылкость и прочие прелести теперь уже предпрошедшего века. Дальше у Прокофьева — два скерцо: приступив к ним, Кисин вдруг превратился в самого обыкновенного молодого пианиста-спортсмена, за манерой которого было уже не различить ни волшебной вундеркиндской судьбы, ни обаятельных странностей, на которых так настаивают его интервьюеры, а только техническую резвость процветающего представителя русской школы. Пианист "оттаял", лишь когда сыграл на бис нежный импрессионистический Прелюд Прокофьева. Темиркановский Малер прозвучал на пределе возможностей пребывающего не в лучшей форме оркестра ЗКР: без особого подъема, но и без существенных изъянов.
Аккомпанируя Евгению Кисину, Темирканов очевидно скучал и не особенно старался следовать темповым капризам пианиста. После антракта — в Первой симфонии Малера — Темирканов показал, как мастерски умеет обращаться с музыкальным временем он сам. Там, где молодой Малер особенно горячится, геройствует и выходит за рамки, дирижер "придерживал" оркестр, слегка замедлял, приглушал динамику.
Романтический порыв — как симптом лихорадки, романтический гротеск — как случай навязчивого бреда. Считать ли это особенно рафинированной интерпретацией или следствием депрессивной анемии, в которой пребывает оркестр ЗКР, зависит не более чем от личного отношения слушателя к бенефицианту главного филармонического фестиваля.
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА, Санкт-Петербург
Фестиваль продлится до 6 января 2001 года.