26 марта в Лос-Анджелесе в 72-й раз будут вскрыты конверты с именами обладателей самой главной кинематографической премии. Анджей Вайда — пока что единственный объявленный лауреат грядущего "Оскара". Приз присужден ему за выдающийся вклад в европейское и мировое киноискусство. С Анджеем Вайдой встретился корреспондент "Власти" Андрей Плахов.
— Долгое время ваши картины в Польше встречали критически, а последняя — "Пан Тадеуш", наоборот, пользуется беспрецедентным успехом. Как вам удалось вернуть любовь публики?
— Интуиция подсказала мне, что поляки хотят увидеть шедевр своей национальной поэзии на родном языке, с польскими актерами, вернуться в романтический век детства нации. Конечно, этот мир существует только в мечтах, ибо такой Польши нет, никогда не будет и, скорее всего, никогда не было. Адам Мицкевич идеализировал прошлое, сделав его более поэтическим. Я словно бы увидел будущий фильм в целом, он встал у меня перед глазами — с актерами, декорациями. Остальное было делом режиссерской техники, которым я занимаюсь, слава Богу, вот уже 45 лет. "Пан Тадеуш" — самый важный фильм моей жизни. Публика и критика вновь признали меня. Признали как бы заново. Подобно тому, как в 1954 году приветствовали дебютанта — режиссера картины "Поколение".
— Четверть века назад вы сняли "Пепел", историческую драму из той же эпохи наполеоновских войн. Вы изменили свою точку зрения на роль России в истории Польши?
— Вряд ли можно говорить о радикальных переменах. Исторические факты — упрямая вещь. Просто сегодня мы можем быть более откровенны. Разница в том, что "Пепел" Жеромского показывает трагедию поляков, а поэма Мицкевича — пик их надежд на Францию. Надежд, которые так и не сбылись.
— Почему "Пан Тадеуш" появился именно сегодня? Возможно, для Польши это опять время больших надежд, подъема национального духа? Говорят, после вашего фильма поляки начали учить наизусть Мицкевича.
— Надежды поляков сегодня связаны с вступлением в Европейский Союз. Но по-прежнему для нас актуален вопрос: кто мы? из чего мы вышли? каково будет наше место в новой Европе?
— Польша — первая из стран восточного блока, где национальный кинематограф возрождается, производит большие фильмы, восстановил контакт с публикой на фоне посткоммунистического коллапса...
— Это неудивительно. Польша была первой страной, которая реально стала вырываться из объятий тоталитаризма. Даже в худшие времена цензура у нас была сравнительно либеральной. И сегодня мы закономерно впереди. Но придет время и для наших соседей. Для Украины, например. Я с большим удовольствием награждал в Берлине Киру Муратову, живущую и работающую в Одессе. Я знаю, что во всех наших странах большой художественный потенциал и много талантов.
— Когда-то вы сравнили себя с Бергманом и сказали, что он всегда делал фильмы про мужчину и женщину, а вы — про солдата и девушку. Изменилось ли что-то сегодня? Есть ли прежняя роковая черта между культурой Западной и Восточной Европы?
— Я имел в виду политику как доминанту "восточного" кино. Сегодня время политики кончилось, вернее, она стала уделом телевидения. В кино интересна психология. Или поэзия.
— Вы говорили также о том, что если раньше европейские "новые волны" преобразили голливудский кинематограф, то теперь, наоборот, американское кино активно влияет на европейское. В вашем новом фильме, однако, мы этого не ощущаем.
— Зато "Пепел и алмаз" был снят под влиянием гангстерских американских лент. Все меняется. И, будем надеяться, к лучшему.