Фестиваль театр
В Москве в рамках Чеховского фестиваля, проходящего при поддержке Министерства культуры России, правительства Москвы и Райффайзенбанка, завершились гастроли труппы знаменитого французского режиссера и кукольника Филиппа Жанти со спектаклем "Неподвижные пассажиры". Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
На "Неподвижных пассажирах" у бывалого зрителя могло возникнуть ощущение дежавю. Руку Филиппа Жанти, знаменитого французского кукольника, еще в 80-е годы отошедшего от дел собственно кукольного театра и ставшего ставить большие зрелищные спектакли, где театр кукол соединился с пластикой, словом, цирком и пантомимой,— так вот, его руку всегда узнаешь безошибочно. Но показанные на сцене Театра имени Моссовета "Неподвижные пассажиры" — спектакль действительно не новый, он (вернее, его первая версия, которая называлась "Неподвижный путник") появился еще в середине 90-х годов, тогда же проехал по всему миру (в том числе побывал в Москве) и освежил славу Филиппа Жанти как великого театрального поэта и волшебника.
Возобновленный спектакль и похож, и непохож на хорошо запомнившийся оригинал 15-летней давности — по тому, что стало с сочинением Жанти, можно понять, что произошло за это время с миром и с самим режиссером. В "Неподвижных пассажирах" вроде бы все на своих местах. Как во всех спектаклях Жанти последних лет, действие складывается из отдельных сцен, а сквозным сюжетом становится путешествие безымянных персонажей по вымышленным театральным пространствам. В сущности, это путешествие не что иное, как одиссеи по собственному подсознанию, увлекательные и опасные. Они таят в себе не только поражающие воображения метаморфозы театральных форм, фактур, расцветок и ритмов, но и разочарования, перерождения и даже ночные кошмары.
Вновь поразило и захватило начало спектакля — коробка, болтающаяся в волнах неспокойного темного океана, и несколько людей, потерявшихся в неугомонной стихии и буквально разваливающихся на куски. Потом коробка словно членится на несколько отдельных ячеек, в каждой из которых оказывается по уродцу с нормальной человеческой головой и тельцем эмбриона, — потом их единый домик разлетается на отдельные светящиеся коробочки, точно беспомощные люди, не нашедшие общего языка и вынужденные бороться с неумолимыми волнами в одиночку.
Но уже во второй части спектакля, когда Жанти отправляет своих героев в жаркую пустыню, спектакль приобретает горький и тревожный привкус, которого не было раньше. Прежде "восточные" сцены казались колоритными сказочными видениями — с маленькими поездами, петляющими среди барханов, и городом, подобным миражу среди песков. Но вот что делает время: восточные мелодии и одежды воспринимаются как знаки опасности, врывающиеся в спектакль звуки паники на нефтяной бирже напоминают о топливных войнах, не более чем забавные некогда манипуляции с пластмассовыми розовыми пупсами, которых "перерабатывают" и плющат, теперь заставляют вспомнить о совершаемых террористами детоубийствах. Филипп Жанти и его спутница в жизни и в режиссуре Мэри Андервуд сознательно обостряют свой спектакль — в выкриках персонажей вдруг мелькает имя Анны Политковской, а светящиеся окошками маленькие небоскребы взрываются, напоминая о башнях-близнецах.
Впрочем, главные изменения в настроении спектакля произошли не на злобу дня. "Неподвижные пассажиры" — поэтическое назидание Жанти о тщете человеческих усилий и о бесцельности ежедневной гонки за успехом. Эмоциональной кульминацией спектакля раньше была сцена, в которой актеры словно бежали за управляемой ими куклой, которая сначала вылуплялась из кокона, потом облачалась в рыцарские доспехи, потом — в деловой костюм. Человек несся неизвестно куда, подминая себе подобных и не разбирая дороги, чтобы в конце концов остаться бестелесным ничем, своего рода призраком или воздушным змеем — головой, закрепленной на обрывках бумаги.
Именно эти листы шуршащей оберточной бумаги, а не бесшумные надувные полотнища, обозначающие океаны, стали теперь решающими для замысла фактурами спектакля. Скорее всего — теперь не вспомнить,— финал и 15 лет назад выглядел так же: сначала герои хоронят друг друга, заворачивая в бумажные саваны, но каждому удается незаметно для зрителя выскользнуть из бумажных могил, так что число персонажей после каждой смерти не уменьшается. Однако живучесть человечества обманчива, и вдруг подувший сбоку ветер сносит людей, перемешивая их со скомканными листами бумаги и уравнивая с обычным мусором. Филипп Жанти напоминает нам, что от нас ничего не остается. И делает это столь легко, элегантно и ненавязчиво, что от его напоминания невозможно по обыкновению отмахнуться.