Лиза Голикова о Варе и Феде

У Вари теперь иногда недостает решительности, чтобы о чем-то сказать. Она не молчит, нет. Она говорит. Но — не совсем простыми словами. Примерно так:

— Мама идет на работу

Чтоб окружить нас заботой

А я иду в музей на экскурсию

И бабушку позову.

А чтобы мама не беспокоилась,

Я даже художников потерплю.

Раньше Варя была очень коммуникабельной девочкой. Оказываясь, например, в самолете, поезде, на детском празднике, везде — Варя с избыточной, как мне казалось, легкостью вступала в контакт с любым из людей, детей, клоунов и дедов морозов. На этом фоне Федя, которому всегда была свойственна осторожность в ситуациях, обусловленных контактами с посторонними, выглядел слишком контрастно. Очень часто получалось так, что Варя утопала во внимании аниматоров, а Федя предпочитал уплетать пирожные за взрослым столом, отказываясь от участия в детских праздниках. Когда одно пирожное заканчивалось, он просил заказать ему чай. Допив его, он выбирал новое пирожное. В него их могло уместиться целое множество.

На прошлой неделе мы возвращались домой и разговаривали про то, как важно правильно произносить слова. Несколькими минутами ранее я разговаривала с логопедом, который настаивает на том, чтобы мои дети пошли с сентября в логопедическую группу. Не то чтобы Варвара и Федор неправильно разговаривают, но некоторым буквам в их словах не достает четкости. Варя с рождения еще — Валя. А Федя часто оказывался Седей.

В ответ на мою просьбу внимательнее относиться к словам, Варя, не дослушав меня до конца, выстроила ответ:

И Федя на опушке снова

Говорит новое слово.

А я ему отвечаю научно,

Что мне любое сподручно.

Я выдержу любое слово.

И даже — полуслово.

Ответ дочери лишает меня способности говорить всерьез. Мы втроем смеемся, и Федя произносит самое сейчас трудное для себя: "фотографироваться".

— Мама, я не люблю фотографироваться.

Я начинаю поправлять Федины неточные буквы. Варя не дает мне ни одного шанса завершить начатое:

— А может, мы пойдем гулять

В парк розовый березовый.

В березовую рощу.

И всем нам будет проще.

Я проезжаю поворот к дому и через два светофора паркуюсь возле входа на центральную аллею того самого парка. Пусть он совершенно зеленый, но это — любимое место детских прогулок. И не всегда из-за белок, кормушек и белых сиреневых кустов. В последнее время — из-за яблочного сока в кафе, пахлавы с мятным чаем и фонтана, в котором можно вымокнуть до нитки, пуская бумажные корабли.

Просто сказать о том, что ей хочется мятного чая и пахлавы, у Вари теперь почему-то не получается. Она говорит:

Вот маленькая собака

Она не умеет плакать

Зато она лаять умеет

И от этого иногда болеет.

Но если этой собачке

Съесть пахлавы целую пачку

То болеть она перестанет

И грустить никогда не станет.

Наш маршрут — очевиден. Не только, кстати, мне. Даже — Феде.

Варя прячется за стихотворными конструкциями почти постоянно. Прозаические предложения ей неинтересны. Возможно, ритмические ограничения сложенных в рифму слов создают для нее своего рода защитную перегородку. Укладывая слова в рифму — иногда совершенно нелепую, быструю, аляповатую,— она защищает себя от прозы вопросов и ответов. Они, возможно, излишне будничны и иногда причиняют ей боль. То, как теперь говорит Варя — мощная инъекция обезболивающего. Не только для нее. Свободная речь, которая называется прозой, терпит много неточностей и спотыкается о запятые. Отгораживаясь от прозы, Варя ограничивает свободу собеседника. Он оказывается совершенно обезоружен. Обессловлен. И — обусловлен.

— А коли ты еще мала

Но хочешь, чтобы ты была

Белей бела былей была

На бальном том балу

То мамочку люби мою

Как я ее люблю

Эта конструкция заменила Варе вопрос про то, можно ли надеть ее любимое белое в синюю полоску платье и туфли на каблуках — дома. Она почти всегда получает "нет" в ответ на этот вопрос. Но мой прежний ответ — очевидная проза. После этих нескольких строк ответить ей отказом становится невозможно. И она получает — "да".

Федя прислушивался к тому, что и как говорит его сестра, полторы последние недели. Ему тоже бывает сложно о чем-то сказать. Но его собственные инструменты изложения еще не найдены. Поэтому вчера он воспользовался Вариными. Получилось вот так:

— Он стремительно шагал по просторам

И распевал громким хором.

Про то, как хочет мороженого,

А может быть, даже — пироженого.

Федя сказал все это, а мы с Варей — громко засмеялись.

— Ну что вы смеетесь? Да, у меня все просто: мама, дай мне, пожалуйста, штрудель. С ванильным мороженым.

— А почему без стихов? — Варе было непривычно.

— Они не вкусные.