Фестиваль театр
В столице Австрии проходит традиционный ежегодный фестиваль Wiener Festwochen. Одним из главных его событий стал показ двух пьес норвежского драматурга Иона Фоссе — "Осенний сон" и "Я — ветер" — в постановке выдающегося французского режиссера Патриса Шеро. Из Вены — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Два спектакля одного автора объединились в дилогию по воле устроителей фестиваля: они поставлены не просто в разных театрах, но в разных странах — "Осенний сон" сделан в Париже, "Я — ветер" — в лондонском театре "Янг Вик". В Вене их расположили буквально один под другим — в находящихся в одном здании театральных залах музейного квартала. Посмотрев "Осенний сон", можно спуститься вниз и успеть на английский спектакль. Французы играют в зале побольше, англичане — в зале поменьше, что неудивительно: желающих увидеть "Осенний сон" наверняка было больше, потому что в главных ролях заняты хорошо знакомые зрителям по фильмам, в том числе и фильмам самого Патриса Шеро, актеры — Паскаль Греггори и Валерия Бруни-Тедески, сестра Карлы Бруни.
Норвежец Ион Фоссе обрел популярность лет десять назад. Впрочем, популярность — громко сказано, его пьесы столь печальны, что любовь народа ему не грозит, хотя он и стал самым популярным после Ибсена в мире норвежским драматургом. Обычно Фоссе выводит на сцену безымянных современных людей, неизвестно где и когда живущих. Они говорят короткими повторяющимися фразами, и их слова буквально тонут в пустоте — меланхолик Фоссе знает, что единственная реальность в человеческой жизни — это смерть. Так, действие "Осеннего сна" происходит на кладбище. Главный герой и его родители приходят сюда на похороны бабушки. Среди могил герой встречает двух своих жен — предыдущую и нынешнюю. Выяснение отношений, однако, теряет смысл, поскольку время в пьесе путается и рвется: между репликами, судя по всему, теряются иногда не секунды, а годы, и одни семейные похороны незаметно перетекают в другие.
Патрис Шеро и много работающий с ним художник Ричард Педуцци перенесли действие с обычного кладбища на кладбище культуры, то есть в музей. Можно сказать, на главное культурное кладбище Европы: на театральной сцене в натуральную величину воссоздана часть парижского Лувра — роскошный паркет, величественные стены темно-вишневого цвета и отделанные черным деревом проемы высотой в три человеческих роста, ведущие в соседние залы, где на того же цвета стенах висят похожие друг на друга массивные масляные картины академической школы. (Премьера спектакля игралась непосредственно в Лувре, а декорации были сделаны позже — для мирового турне спектакля Шеро.) Персонажи "Осеннего сна" появляются в музейных залах тихо и грустно — они не интересуются картинами и больше похожи на призраков.
Герой Паскаля Греггори не то собирается в путешествие, не то возвращается из поездки — с ним солидный багаж. Но у Иона Фоссе человек может отправиться только в одно путешествие — то, в которое чемодан с собой не прихватишь. Режиссер добавляет к персонажам Фоссе двух своих, безмолвных — пожилую, с острым взглядом, женщину в светлых одеждах — не то покойную бабушку героя, не то аллегорию смерти, и гибкого, конвульсивного молодого человека — видимо, ее правнука, который, как выясняется по ходу дела, тоже успел умереть. Благодаря им нагляднее становится вывод режиссера: мужчины гибнут, а женщины несут смерть. В конце спектакля на полу остаются бездыханные тела трех мужчин — героя Греггори, его отца и его сына, а вот его жены и его мать под предводительством бабушки-смерти торжественно удаляются.
Актеры у Патриса Шеро, надо заметить, играют с несколько преувеличенным чувством собственной значимости. Получается это у них не столько возвышенно, сколько с явным налетом театральной фальши. Текст Фоссе и сам по себе может показаться унылым, но в сочетании с напускной серьезностью и некоторой надменностью исполнения он отдает мертвечиной — теме пьесы ощущение, может быть, и соответствует, но живость театра в "Осеннем сне" отсутствует напрочь. Гораздо лучше французских знаменитостей у Шеро играют не столь известные молодые английские актеры — Том Брук и Джек Лэски. В пьесе "Я — ветер" не нужно решать проблемы женского и мужского миров — в ней действуют двое мужчин, да и четкая, энергичная манера игры англичан подходит Иону Фоссе больше, чем многозначительное скольжение парижан.
Ричард Педуцци на сей раз ничего не копировал, он создал элегантное и технически наверняка очень сложное оформление: из воды, покрывающей пол сцены и кажущейся мелкой лужей посреди серого пустого пространства, в нужный момент, хлюпая и чавкая, точно чудовище, на гидравлическом устройстве выдвигается вверх небольшая площадка. На ней в морское путешествие отправляются два друга, названные Фоссе "один" и "другой". "Один" был спасен "другим" — и теперь они плывут по морю вместе (тема взаимоотношений мужской пары не выпирает, но иносказательно присутствует в спектакле). Вскоре поднимается страшная буря: хитроумная площадка-плот, наклоняясь в разные стороны, убедительно имитирует штормовые волны. Обмениваясь репликами-загадками, они двигаются навстречу темноте — и тот, который боялся совершить самоубийство, в конце концов все-таки прыгает за борт, оставляя второго на обреченном плоту. Эти двое вдохновенно играют не столько испуганных людей, сколько их неизбежное единение с природной стихией, растворение человека в хаосе — и уж если делать какой-то вывод из соседства двух спектаклей Шеро, то он вполне романтический: лучше встретить смерть в неизвестном бурном море, вне культуры и истории, чем в знаменитом столичном музее — на охраняемом и ухоженном кладбище.